Мы пристегнули страховочные тросы, подняли лицевые пластины и опустились на корточки, прилипнув подметками из кожи геккона к ненадежному «полу».
— А я-то вас считал ангелами, — смущенно заметил он. — Столько оружия… Я думал, вы выше всего этого. Дебра, ваше кодовое имя разве не ангельское? Разве вы все не посланцы Великого Вакуума?
Великий Вакуум — это из баласшетского словаря, означает что-то вроде бога.
— Нет… Дебра была судьей в древнем Израиле. А я всего лишь человек. Личность с нуминальной разумностью, такая же, как вы. Как и все кай и ан.
Было видно, что на него подействовали суровые картины Правой Сперансы, как они действовали и на меня. Здесь, в холодном мраке, таились, дыша заимствованным воздухом, покой и истина. Он задумчиво смотрел мне в лицо.
— Дебра, вы верите в Диаспору?
— Я верю в «слабую» теорию. Не допускаю, что мы все произошли от одних и тех же гоминид с Синей планеты, таинственных первичных обитателей космоса, предшественников гомо сапиенса. По-моему, мы суть одно и то же, так как развивались в сходных условиях: время, гравитация, водород и углерод.
— Однако нуль-транзит изобретен на Синей планете, — возразил он, не желая расставаться с романтическими заблуждениями.
— Только прототип. Прежде чем состоялось первое реально межзвездное путешествие, понадобились сотни лет и громадная помощь извне.
У Ваала были помощники, чтобы постигать чужие технологии. Сам же он мог строить замки из песка и мечтать о будущем.
— На Синей все знают английский?
— Вовсе нет. Большинство говорит на путунхуа, это означает «общая речь», как будто они единственный народ в Галактике. Поверьте, у себя на родине Синие такие же изоляционисты, как ан и кай. У того, кто работает на Диаспорийский парламент, меняется мировоззрение, это происходит с каждым. Я по-прежнему англичанка, a mi ñаñо[2] Пеле эквадорец…
— Знаю, — нетерпеливо перебил он. — Я это чувствую. И мне это в вас нравится!
— Но мы пропустили средний термин, — с ухмылкой сказала я. — «Мировое правительство» для моей планеты сегодня означает совсем не то, что прежде. А впрочем, я вас сюда не ради лекции затащила. Взгляните-ка на катера.
Он неспешно осмотрелся с видом знатока. Катера, сделанные руками алеутян, представляли собой революционный прорыв в технологии. Появление этих транспортных средств, способных преодолевать мысленно-материальный барьер, положило конец скучному времяпрепровождению в нуль-транзитных креслах, не говоря уже о досветовых полетах, и только алеутяне знали, как это получилось.
— Не желаете ли прокатиться?
— Шутите! — У Ваала загорелись глаза.
— Ничуть. Возьмем двухместный катер. Согласны? Он поверил, что я говорю серьезно, и заколебался:
— Да разве можно? Система контроля не позволит. Это же военный ангар.
— Ваал, я сама военный. Это же и к Пеле относится. Кто мы, по-вашему? Няньки из детского сада? У меня есть право, уж поверьте. Вопросов к нам не будет.
Он рассмеялся. Понимал: происходит нечто странное. Но не беспокоился, так как верил мне. Я поставила себя на место Тиамат, попыталась вообразить, как бы у него сложились отношения с такой партнершей. Не сексуальные, но на основе хищной природы: драки понарошку, спарринг. Почему-то Тиамат не захотела стать его подружкой…
Мы выбрали катер. Когда забрались внутрь, я отключила нас от Сперансы, и мы улеглись бок о бок, заняв две узкие койки в торпедовидном летательном аппарате. Межзвездная спортивная машина, самое то для юного аристократа. Я проверила его соединение с бортовой аппаратурой, затем свой шлейф.
— Куда направляемся?
— Просто сделаем круг.
Жизненные показатели Ваала светились перед моими глазами. Все его существо дрожало от возбуждения, и меня это радовало. Мы смежили веки и, переведенные вместе с катером в код, в троичный поток чистой информации, нырнули в тор и понеслись по кольцевому маршруту, разделяясь и сталкиваясь…
Я приподнялась в сияющем сумраке. Отъехала прозрачная крышка второй койки, и Ваал сел рядом. Мы так и не сняли скафандров, но щитки шлемов были подняты. Койки превратились в пилотские кресла, и мы оказались лицом к лицу с открытым космосом. Панораму окаймляли ряды поблескивающих приборов. Я заметила, как Ваал пожирает их глазами, — он жаждал управлять корабликом самостоятельно. Затем он увидел в черной пустоте белую дыру и ее сверкающего далекого напарника. Увидел игольные проколы других светил, которые мало что для меня значили, и понял, куда я привела его. Без помощи техники мы бы не смогли увидеть планету с этой точки, она была совершенно черна. Но на нашей авансцене работали мощные лазеры «космос — космос», их лучи загоняли частицы плазмы под оболочку, которая удерживала восстанавливающуюся атмосферу.
Народ Кай-Ан жарился на поверхности планеты заживо, и это не метафора. Жизнь его напоминала ад.
Но дело было поправимо.
— Все, что сейчас перед вами, нематериально, — пояснила я. — Это перемещенная сюда информация из разумов людей, которые живут на станции. Мы их не видим, но они есть, они вокруг, в катерах вроде нашего. Все будет размонтировано, когда закончатся восстановительные работы. Шкура вашей планеты снова будет целехонькой, и надобность во всей этой машинерии отпадет.
Кай и ан не плачут, но я в тот момент была так близка к Ваалу, что почувствовала его слезы.
— Ради чего вы это делаете? — прошептал он. — Конечно, вы ангелы, иначе вы не стали бы нас спасать, но все же ответьте: чем мы это заслужили?
— Обычные причины, — ответила я. — Рыночные механизмы, политические рычаги, игра мускулами.
— Я вам не верю.
— Ну, тогда я даже не знаю, что сказать. Разве что напомню: и у кай, и у ан есть нуминальная разумность. Вы такие же, как и мы, а у нас так мало братьев и сестер. Раз уж мы вас нашли, то очень не хотелось бы потерять.
После он долго смотрел в космос. Наконец я прервала бессрочную паузу:
— Хотелось, чтобы вы это увидели.
Я поднялась из пилотского кресла и, опершись о выгнутую переборку, другой рукой включила механизм самоуничтожения катера. Тот ответил прямым корковым предупреждением, воспринятым моим мозгом как рев сирены.
— Я возвращаюсь на Сперансу. А вы — нет.
Красивый молодой каннибал смог отреагировать не сразу. Зрачки карих глаз жутко расширились, когда он обнаружил, что парализован, а его капсула не может закрыться.
— Это сон?
— Не совсем. Это конфабуляция. Так бывает, когда совершаешь нуль-транзит, находясь в сознании. Мозг потоком выдает картинки и события. Но вы не думайте, восстановление Кай-Ан — не выдумка. Это произойдет. Мы можем видеть его сейчас, потому что пребываем в состоянии непродолжительности, которое позволяет наблюдать одновременность. В реальности — если это слово здесь уместно, язык ведь очень не любит подобных ситуаций — мы все еще носимся по кругу в торе. Но когда конфабуляция прервется, вы окажетесь в открытом космосе и погибнете.
