Раскрыв рот, слушал Эдик древнюю басню о том, как на одном иностранном корабле, пришедшем в Стамбул, вышел из строя некий весьма точный и весьма засекреченный механизм. Каждый час простоя обходился капитану в тысячу долларов. Тогда кто-то посоветовал капитану сходить на Капалы Чаршы, заметив, что там в принципе можно купить не только нужный ему механизм, но и весь его корабль в разобранном виде. Капитан невесело посмеялся над не очень удачной шуткой, но на рынок заглянул. К его изумлению, первый же мелкий торговец зажигалками свел его с нужными людьми. Через сутки корабль вышел из Стамбула, и все его механизмы, в том числе и засекреченные, нормально работали.
Эдик растерялся.
На Крытом рынке действительно было все. Зерно, джинсы, медные блюда, кофе, обувь, "кейсы-атташе", галстуки из Парижа, романы капитана Мариетта, пресный лед, золотые перстни, старинные медали, рубашки из марлевки...
Все!
Даже водный гараж тут можно было купить. Причем не где-нибудь на отшибе, а прямо у дворца Гексу.
Пока Петров (новгородский) изучал бедекеры, Эдик Пугаев тщательно выпытывал у опытных людей, сколько стоит килограмм белого золота, и что можно получить за десяток химических карандашей или за пару расписных деревянных ложек, поторговавшись с каким-нибудь турецким чудаком в феске. Он, Эдик, если уж честно, любую проблему умел ухватить ничуть не слабее знаменитых писателей.
И про "шпиона" Эдик, кстати, вспомнил не просто так.
Однажды в детстве я впрямь встретил "шпиона".
Не знаю, что мог делать иностранный шпион в нашей крошечной, затерянной в лесах и в болотах Березовке, разве что подсчитывать количество съеденных и проданных Эдиком куличков, но для меня это, без сомнения, был шпион.
Я любил сидеть на высоком берегу Томи, под лиственницами. Было мне лет одиннадцать, и я уже задумывался о Будущем - каким оно может оказаться? Внизу шумела, потренькивала река, осенняя, прозрачная. Осыпались иглы с лиственниц - рыжие, светлые. Прислушиваясь к вечному шуму, я сидел на своем утесе и мечтал о МВ, которую когда-нибудь построю, мечтал о замечательных подарках, которые привезу из Будущего своим друзьям.
Размышлениям помешал шум шагов.
Это были чужие шаги.
Я прекрасно знал всех жителей Березовки, я с закрытыми глазами мог определить, кто идет по улице. Но эти шаги были незнакомы мне.
Я обернулся и замер.
Приподняв лапу лиственницы, на меня внимательно глядел пожилой человек.
Все мужики Березовки ходили в бессменных телогрейках, иногда в тяжелых ватных пальто, кое у кого сохранились бушлаты или шинели. На этом человеке все было незнакомо: короткая куртка с непонятными металлическими застежками, берет на голове, узкие брюки из грубого, но очень хорошего материала. И все это не выглядело новеньким, как злосчастная кепка Ильи, это были добротные, хорошо разношенные вещи, они явно нигде не жали, не давили, не доставляли никаких неудобств хозяину, неуловимо знакомому мне, но чужому, чужому, чужому!
Я сразу понял: шпион!
Шел тысяча девятьсот пятьдесят второй год. "Холодная война" бушевала и над нашей деревней. Будь возможность, я тут же кинулся бы в сельсовет, но незнакомец стоял посреди единственной тропинки; не спуская с меня печальных глаз, он вытащил из кармана сигарету. Это была именно сигарета, сейчас-то я знаю. Так же печально он закурил, и в какой-то момент мне даже пришло в голову, что шпион, наверно, устал от своей явно безнадежной службы и явился с повинной.
- Ты играй... Не бойся... Я просто тут посижу...
"Не наш человек! - получил я новое подтверждение. - Любой березовский мужик прежде всего поинтересовался бы, что я тут делаю. А этот и_г_р_а_й_... Как будто можно играть, когда на тебя смотрит иностранный шпион!"
Я очень не хотел, чтобы он смотрел на меня.
Под его взглядом я вдруг почувствовал, какие на мне латанные-перелатанные штаны, какие грубые у меня руки - в непроходящих цыпках. Я не мог убежать, не мог спрятаться. Немея от страха, я прикидывал, каких сведений потребует от меня шпион, и обрадовался, поняв, что никаких особенных секретов не знаю. Ну, Эдик ворует дробь у своего дяди, ну, мы с Ильей таскаем огурцы из чужих огородов... Вряд ли это интересовало такого крупного, такого пожилого, такого иностранного шпиона.
И похолодел.
Вспомнил: мама шепталась с начальником дорстроя. Начальник дорстроя приезжал в Березовку и о чем-то долго шептался с мамой, и если я проговорюсь, понял я, он может устроить диверсию на нашей и так-то не очень надежной грейдерной дороге.
- Думаешь о Будущем?..
Шпион видел меня насквозь! Он читал мои мысли! Я с настоящим ужасом смотрел на коробочку, которую он извлек из кармана:
- Это тебе... Можешь показать и Илюхе...
"Он все знает! Он очень опытный шпион. Сейчас он меня подкупит, и я ничего не смогу с этим поделать!"
Повинуясь взгляду незнакомца, я дотянулся до квадратной, холодной на ощупь коробочки. На ее боку выступала красная кнопка, совсем как на аппарате кинопередвижки, иногда заглядывающей к нам в Березовку.
- Нажми на кнопку!
"Сейчас я нажму, и вся деревня, и вся грейдерная дорога, и весь этот берег взлетят в воздух!"
Но послушно нажал.
Нажал и отбросил коробочку.
Не мог не отбросить.
Крышка медленно стала приподниматься, под нею послышалось гнусное старческое брюзжание, столь же недовольное, сколь и гнусное, что-то там зашевелилось, забухтело, разумеется, без слов, но я слишком хорошо знал, какие слова в таких случаях произносит, скажем, конюх Ефим. А потом из-под крышки высунулась мохнатая зеленая рука. Она нажала на кнопку, брюзжание смолкло, и крышка захлопнулась.
Этого я не выдержал.
С криком: "Шпион" - я перемахнул через длинные ноги незнакомца и кинулся в деревню.
7
Не знаю, было ли лучшим время, в котором мы росли, но оно было счастливым, хотя и путаным временем.
Вернувшись к моему тайнику над Томью, кузнец Харитон, одноногий дядька Пугаева, вооруженный берданкой, и я - конечно, никого не обнаружили. Ни окурка, ни коробочки тоже не было. И лишь много времени спустя, через много, через действительно много лет, я постепенно припомнил, понял, осознал, что я видел вовсе не шпиона, а... самого себя. Это был период первых испытаний МВ, и я не нашел ничего лучшего, чем навестить свое детство.
Кстати, есть мнение, что контакты между разными временными уровнями проще всего осуществлять на детях. Но Большой Компьютер, останавливая выбор на Петровых, обсчитал и такой вариант.
Оба писателя были люди достойные. Оба относились к людям увлекающимся, но умеющим ладить с живущими рядом. К тому же над ними не висел дамоклов меч долгов и обязательств, и оба они любили поговорить. Известно: искусство беседы - одна из форм писательского труда.
