Эрнест Маринин - Тете плохо, выезжай!

— Послушайте, Анатолий Максимович, но ведь это все — самая обыкновенная мораль, только загороженная учеными словами.

— А вы чего хотели? Мораль — это эмпирические правила оптимального поведения человека в обществе. А под ними — всегда железный фундамент биологической, социальной, экономической необходимости. И если научные выводы начинают противоречить морали, не спешите пересматривать мораль, лучше проверить выкладки…

— Какой у нас странный разговор. Потому что необычный. Разговор о самом важном, общем. Очень нужный. Как генеральная уборка — помогает все расставить по своим местам… Вы понимаете? А то я так смутно, нечетко говорю…

— Я вас очень хорошо понимаю. Мне легко вас понимать, мы работаем на одной волне.

— Это значит, мы могли бы стать близкими друзьями?

— Да.

— Но вы уезжаете.

— Вы приедете ко мне лечиться. В Марьину рощу, в клинику, в пятницу с десяти утра.

— Вы уже говорили…

— Не говорил — передавал. Вы приняли. Кстати, подумайте о переквалификации. Не знаю, сможете ли вы активно лечить, но чутье у вас есть. Карьера шамана-диагноста вам обеспечена.

— Я приеду. И подумаю.

— До встречи. И простите, что внес в вашу душу смятение.

— Прощаю. И благодарна за это.

— И еще… — Он вдруг поймал себя на том, что затягивает прощание. — Нет, ничего. Все.

Замолк, улыбнулся, резко махнул рукой и сбежал.

На следующий вечер Саврасов уехал в Москву. Больше оставаться в Чаеве он не мог. Завтра наступит новая рабочая неделя — клиника, обходы, дежурства, амбулаторный прием по пятницам. Ночные вызовы из неотложки. Заполненная, насыщенная жизнь умелого и известного врача. Особо модного, потому как недавно опального. И все же, несмотря на прекращенную опалу и непрестанные интриги, нужного людям… Такая жизнь облегчает одиночество, не оставляет на него времени.

Мысль его снова обратилась к Чаеву. В общем, все здесь осталось в порядке. Тетка через месяц будет практически здорова и надолго, года на три. Особенно если пойдет в нянечки. Да и Ольге он строго-настрого приказал забегать каждый день, заботиться, помогать. Завтра вечером надо позвонить Татьяне в Ташкент, отругать, чтоб чаще писала. Конечно, письма это не то, но риторический настрой они передают… А сам? Сам когда писал последний раз? Когда приезжал просто так, не по вызову? Вон как красиво проповедовал о пользе морали, распинался, что нельзя расставаться с близкими, оставлять их в одиночестве, а что же сам? Почему должна о мамане заботиться безалаберная Ольга? Ей самой нужна забота, вон сердце уже уходила, как баба старая. Конечно, он ее малость подлатал, на первое время полегчает, но это халтура, ей нужен настоящий курс лечения. И девчонку запустила, балда… Может быть, хватит уже? Хватит Москвы, напряженности, интриг, дрязг, дискуссий. Уехать в Чаево, поселиться у тетки, работать в больнице — есть и здесь больные. Учить молодых. Тамару вот. Славная она… Впрочем, Тамара — не проблема. Ее-то и в Москву выписать можно, если что заладится, а вот тетка… Уехать… И бросить дело. Не довести. Угробят. Опала кончилась, но так недавно, что ее и возродить можно. Нет, ни за что нельзя уезжать…

Плохо было на душе у Саврасова. Он попросил у соседа сигарету и спички, вышел в тамбур, закурил и прижался лбом к холодному стеклу. Снаружи неслась зябкая сырая ночь, иссеченная косым осенним дождем. В выщербленной раме подрагивала вода. На стрелках она выплескивалась и неровной струйкой сбегала по грязной двери…