«Пойду посмотрю», – решил он и, осторожно обходя Аборигенов и еще раз убедившись, что лица некоторых из них кажутся ему знакомыми, пошел через холл к лестнице.
Вся лестница была буквально покрыта книгами. Иванов взял одну – оказался какой-то труд по экономике, другую – тоже что-то про маркетинг и менеджмент.
«Ну да, это же „Академия“, другого здесь и не должно быть, зато сырье какое хорошее».
Он стал собирать книги в мягких обложках и запихивать в свой рюкзак. Запихнув книг десять-пятнадцать, он заторопился на выход – смрад становился невыносимым. Выходя, он еще раз бросил взгляд на Аборигенов, и опять лица некоторых из них показались ему знакомыми.
«Удачно начался день, пятнадцать книг на литр потянут».
И он поспешил на встречу с Переливцевым.
«Загадки, – размышлял он теперь, сидя на скамейке на остановке „Логическая“, – загадки. Каждый день новые загадки. Такое складывается впечатление, будто кто-то специально все это устраивает, развлекается: то четыре солнца, то звезды каждую ночь другие, то Аборигены, а теперь и среди Аборигенов какие-то перемены: приоделись, лица разные, но самое, конечно, непонятное – это Панченко. Он это, нет сомнения, он. Не мог я ошибиться. Ну и что? Что, если он? Как это объяснить? Воскрес?».
В воскресение и вообще в бога Иванов не верил, то есть не верил в обычное его толкование. Бог для него был скорее синонимом гармонии, разумности окружающего, а Панченко эту гармонию и логику мироустройства нарушал, и это не могло не раздражать Иванова.
«Надо двигаться, уже четвертое солнце садится, а отмахать придется еще километра четыре. Аврам там уже, наверное, ждет меня».
Он решительно встал, подтянул лямки рюкзака и зашагал в сторону Голосеева, где, должно быть, уже ждал его Аврам Рудаки, и куда позже (всегда он опаздывает) должен был прийти и Штельвельд, и где была у них назначена встреча с капитаном Немой.
«Фантазер Аврам, неисправимый фантазер, – Иванов уже подходил к Выставке, – как ребенок, всегда у него новые игры и игрушки, но, должно быть, он прав – делать-то что-то надо, иначе все потеряет смысл».
Он вошел на территорию Выставки передового опыта – непрочного памятника исчезнувшей Империи. Имперские символы – рабочий с отбойным молотком, крестьянка с серпом и снопом, еще одна крестьянка с овцой у ноги (как Диана с ланью), инженер с логарифмической линейкой ему по плечо (или это рейка топографическая?) – постепенно разрушались: вместо отломавшихся рук торчала ржавая арматура, в павильонах были выбиты стекла, а в оконных проемах мелькали какие-то личности, то ли Аборигены, то ли подданные Королевства нищих, которое, как говорили, организовалось здесь уже давно, был у них свой король, по слухам, страшный уродец-горбун, и отличались нищие (тоже по слухам) удивительной организованностью и дерзостью – нападали по ночам, даже на патрули ООН и моторизованные отряды Печерского майората.
«Скорее надо пройти через их территорию, пока последнее солнце не село, – Иванов пошел быстрее, – а там, в лесу, проще, там уже никто не помешает. Кроме собак», – тут же поправил он себя.
И как раз в этот момент у одного из павильонов он заметил на замусоренном газоне вполне профессиональную дубину, поднял ее – она оказалась тяжелой, отполированной руками до блеска. Он оглянулся вокруг, личностей в окнах вроде не было, и пошел дальше, опираясь на дубину, свернул на дорожку, на которой кое-где еще сохранился асфальт, и вскоре подошел к забору, отделявшему территории: Выставки от леса. В бетонном заборе зиял большой пролом, и попасть в лес не составляло труда, но там, за забором, было уже темно – лучи низкого четвертого солнца туда не попадали.
Иванов громко кашлянул, предупреждая тех, кто мог ждать его за забором и усмехнулся:
– Как Святослав: «Иду на вы!».
Он сильно ударил дубиной по забору, в лесу что-то зашуршало, захлопали крылья. «Птицы», – подумал он и шагнул в пролом.
Тропинка едва угадывалась в сумерках, но Иванов знал направление и уверенно пошел вперед, размахивая дубиной.
«Черт знает что! – думал он на ходу. – Не жизнь, а триллер какой-то».
И он опять вспомнил все, что произошло с ним за этот день, а случилось в этот день достаточно много событий.
«Однако, – подумал он, – эти события уже стали для всех привычными».
Когда, выйдя из Академии коммунального хозяйства, Иванов подошел к Автостраде, Переливцев уже ждал его в своей когда-то белой «Волге» с ржавыми передними крыльями. Он заглушил мотор и сидел, откинув голову на спинку сиденья.
«Ишь ты, темные очки носит и утром, аккуратный человек Вадик».
Иванов постучал в лобовое стекло. Переливцев, встрепенулся и, перегнувшись через сиденье, открыл Иванову дверцу.
– Привет!
– Привет! – ответил Иванов. – А ты уверен, что она заведется?
– Куда ей деться? – Переливцев нажал на стартер, заслуженное средство передвижения ответило на это хриплым ревом и кашлем.
– Ну, не балуй у меня! – Переливцев хлопнул ладонью по приборам. – Накормлена, напоена – вези.
Он опять нажал на стартер. Машина на этот раз послушалась, и они двинулись вниз по Автостраде, быстро набирая скорость.
– Ну что твои академики? – Переливцев переключил скорость. – Еще не спасли мир?
– Нет пока, – Иванов зажмурился и надел темные очки, солнце светило прямо в переднее, испещренное причудливыми трещинами стекло, – но готовятся серьезно. Сегодня семинар. Одно название чего стоит: «Альтернативы исхода в условиях глобальных аномалий». Доклад будет Лекарь делать.
– Почему ты не бросишь эту контору? – Переливцев был теперь независимый коммерсант и на возню своих бывших коллег смотрел свысока.
– Консервы дают, сахар и хлеб, – Иванов выбросил сигарету в окно, не докурив и половины, – и сигареты, между прочим, тоже. Наши работы проводятся под патронатом самого Гувернер-Майора.
– А какое Майорат имеет отношение к институту? Где поп, а где приход…
– А черт его знает, – усмехнулся Иванов. – Разве теперь разберешь, кто к чему имеет отношение? Вон Оперный театр взяли под свою крышу бандиты со Щеколовки – большие меломаны.
– Ну и что предлагают твои академики?
– Проектов всяких много, но в основном все сводится к тому, что планета доживает свой век и надо искать пути исхода.
– Ты тоже так думаешь?
– Я? Я – нет. Я думаю, пройдет вся эта фантасмагория сама собой. Что-то, конечно, изменится, климат, например, но в основном все останется по-прежнему. Со временем закончится вся эта свистопляска с майоратами и раввинатами – произойдет политическая и экономическая стабилизация…
– Но жить в эту пору прекрасную… – сказал Переливцев и, свернув к бровке, остановил машину. – Кажись, приехали. Интересно, кто с кем на этот раз разбирается.
