Сейчас она не скрывала, что телевизор её не радовал. Местная станция без передышки давала новости, повторяя сообщения, полученные от коротковолновиков-любителей, и расплывчатые успокаивающие пресс-релизы федерального правительства.
— Тайлер, — сказала она, кивнув мне на стул, — я ничего не понимаю… Что-то ночью произошло.
— Знаю. Я сам видел, прежде чем лёг.
— Сам видел? А почему меня не разбудил?
— Да… не знаю…
Но она не рассердилась.
— Да и к лучшему, Тай. Ничего я не потеряла.
Смешно, у меня такое ощущение, как будто я всё ещё сплю.
— Звёзды… — изрёк я глубокомысленно.
— И Луна, — добавила мать. — О Луне ещё не слыхал? Никто нигде во всем мире ни звёзд, ни Луны не видел.
* * *
Луна — ещё тот фокус.
Я посидел рядом с матерью, потом оставил её перед телевизором и под её напутствие: «Вернёшься засветло сегодня!» — поплёлся к «большому дому». Я постучал в заднюю дверь, которой пользовались повариха и дневная горничная, хотя Лоутоны демократично избегали называть этот вход «служебным» или «для прислуги». Через эту же дверь по рабочим дням входила моя мать, чтобы заняться хозяйством Лоутонов.
Впустила меня миссис Лоутон, мать близняшек. Она посмотрела на меня пристально и кивнула в направлении лестницы. Диана ещё спала, дверь её комнаты была закрыта. Джейсон ещё не ложился и не собирался. В своей комнате он уткнулся носом в шкалу коротковолнового приёмника.
Комната Джейсона мне казалась пещерой Аладдина, полной сокровищ, о которых я и мечтать не смел. Компьютер самоновейшей модификации, канал подключения к интернету шириной с Гудзон, выбор провайдеров — хоть задом ешь. И телевизор, хоть и бэушный, но вдвое больше, чем в нашей гостиной. На всякий случай я сообщил ему то, что узнал от матери:
— Луна тоже пропала.
— Интересно, да? — Джейсон встал и с наслаждением потянулся. Затем запустил пальцы в разлохмаченные космы. Со вчерашнего дня он ещё не переодевался. Небывалое явление. Записной кандидат в гении, он обычно вёл себя не так, как положено гению из телесериалов. Не спотыкался о собственные пятки, не заикался, не корябал алгебраических уравнений на стенках. В этот раз он, однако, выглядел несколько более «телегениальным». Казался рассеянным, во всяком случае. — Ну, Луна-то, положим, никуда не делась. Да… Куда бы ей деваться… М-м… Если верить радио, приливы и отливы на Атлантическом побережье такие же. Значит, здесь она. А если Луна здесь, то и звёзды тоже… можно думать…
— Так почему же мы их не видим?
Он насупился:
— Спроси что-нибудь полегче. Ну, можно, конечно, сказать, что явление оптического характера. Хотя бы отчасти.
— Глянь в окошко, Джейс. Солнце-то тут. Что за оптика пропускает Солнце, но прячет звёзды и Луну?
— Опять же: откуда я знаю? А что ещё, если не оптика? Кто-то спёр Луну и звёзды и удрал с ними?
Я подумал, что, скорее, кто-то спёр Землю, засунул её в мешок для какой-то неизвестной даже Джейсону надобности.
— Насчёт Солнца всё-таки интересно, — продолжал Джейсон. — Значит, не оптический заслон, а оптический фильтр. Интересно…
— И кто же этот фильтр установил?
— Откуда я… Что-то ты много гадаешь. Почему кто-то обязательно должен что-то устанавливать? Мало ли что случилось по неизвестной нам причине… Раз в миллион лет чего не стрясётся… Там, магнитные полюса перевернутся… Местами поменяются. Если что-то произошло, необязательно за этим кроется какой-то шибко умный злоумышленник.
— Может, и кроется.
— Знаешь, много чего может быть.
Я немало натерпелся насмешек над моей чрезмерно горячей любовью к научной фантастике и потому не выронил вертевшееся на языке слово «инопланетяне». Но о чём ещё мог я подумать? И не только я один. Даже Джейсон вынужден был согласиться, в свете развития событий, что мысль о вторжении постороннего, неземного разума вовсе не столь уж абсурдна.
— Следующий вопрос, — напирал я, — какая у них цель?
— Я бы предложил два варианта: спрятать что-то от нас или спрятать нас от чего-то.
— А отец твой что думает?
— Не спрашивал. Весь день висит на телефоне. Может, пытается сбыть свой пакет «Дженерал телефон энд электроникс». — Он, конечно, шутил, но для меня его шутка послужила первым намёком на возможные последствия событий для аэрокосмической промышленности в целом и для семьи Лоутонов в частности. — Я сегодня не спал, боялся пропустить что-нибудь интересное. Завидую сеструхе. Дрыхнет без задних ног. «Разбудите меня, если что-нибудь интересное…»
Я, конечно, обиделся за Диану:
— Она тоже не спала. Вот я и влип!
— Откуда ты знаешь?
— Ну… мы по телефону говорили.
— Она тебе звонила?
— Ну да… Перед рассветом.
— Ха, Тайлер, а чего ты покраснел как рак?
— Ничего я не краснел…
— В зеркало глянь!
Меня спас резкий стук в дверь. В комнате появился И-Ди Лоутон, по виду которого можно было заключить, что и он не слишком долго спал в эту ночь.
Папаша Джейсона и с виду не сахар, и на вкус. Крупный, крепкий, плечи широкие, вспыхивает легче керосина, угодить ему крайне трудно. В выходные, когда дома, носится грозой, гремит громом и мечет молнии. Мать как-то сказала, что он не из тех, чьё внимание приятно. И что она не понимает Кэрол, как она решилась выйти за такого.
Его не назовёшь самородком, добившимся делового успеха своими собственными силами. Дед его, основатель весьма солидной юридической конторы в Лос-Анджелесе, уже удалившись от дел, поддерживал своим капиталом начинания внука. Но и внук деда не подвёл, продвинулся в высотном приборостроении и в технологии воздухоплавания, пробился, не гнушаясь в случае необходимости и применением локтей.
Вошёл Лоутон-старший насупленным. Он упёрся в меня взглядом и пророкотал:
— Извини, Тайлер, но мне нужно потолковать с Джейсоном наедине. Отправляйся пока домой.
Джейс не возражал, да и я не горел желанием оставаться. Натягивая на ходу куртку, я спустился по лестнице и покинул дом тем же путём, через заднюю дверь. Затем провёл не один час на берегу ручья, пуская «блинчики» и наблюдая за белками, без устали таскавшими припасы в свои тайные зимние хранилища.
* * *
Солнце, Луна, звёзды…
В последующие годы подросли дети, никогда не видевшие Луны собственными глазами. Люди на пять-шесть лет младше меня уже не могли вспомнить звёзд, кроме как по фильмам да рассказам. Мне было лет тридцать, когда я поставил для дамы, несколько меня младшей, песню Антонио Карлоса Жобима «Ночная тишь, затихли звёзды». Глядя на меня серьёзными глазами, она спросила:
