Второе орудие, в котором нуждался Клэй, уже лежало на месте -- нож для бумаги, точнее, старинный хирургический скальпель. Клэй никогда долго не задерживал на нем взгляд, из-за Ока, конечно.
Пришел очередной бич. Клэй небрежно бросил его на стол и сделал вид, будто забыл о нем. Это было изделие Аляскинских Бичевателей, применявшееся в их церемониях, а заказала его фирма потому, что проводила исследования применяемых Бичевателями таблеток, которые превращали боль в наслаждение. Разумеется, и эта сделка была делом рук Клэя. В ней не было ничего подозрительного -- она сулила фирме хорошую прибыль. Кстати, Вандерман обещал Клэю в конце года процент от каждой заключенной им сделки. Шел декабрь, минуло полтора года с тех пор, как Клэй вступил в поединок с Оком.
Чувствовал Клэй себя отлично. Снотворное он принимал умеренно и, хотя нервы его были натянуты как струны, был куда как далек от критического состояния. Такая жизнь утомляла, но он привык к ней и не совершал, как ему казалось, никаких ошибок. Клэй представлял себе Око на стенах, на потолке, на небе, словом, везде, где бы ни находился. Это был единственный способ обеспечить себе полную безопасность. Вот-вот он должен был пожать плоды своих усилий, но сделать это следовало быстро -- такое нервное напряжение невозможно выдерживать долго.
Оставалось еще несколько мелочей. Он старательно устроил все -- можно сказать, на глазах у Ока -- так, чтобы ему предложили хорошо оплачиваемую должность в другой фирме. И отказался от нее.
А однажды вечером неожиданно возникла критическая ситуация, и Клэю пришлось явиться домой к Вандерману.
Его самого дома не оказалось, зато там была Би. Она здорово поругалась с мужем и к тому же много выпила. Этому Клэй, кстати сказать, не удивился. Если бы ситуация развивалась как-то по-другому, он попытался бы еще раз, однако такой нужды не возникло.
Клэй был вежлив более чем обычно. Может, даже слишком вежлив, поскольку Би, начинающая сторонница матриархата, была не прочь пофлиртовать с ним. Она вышла за Вандермана из-за денег, после чего обнаружила, что муж не уступает ей в силе характера. Сейчас же она увидела в Клэе преувеличенный символ романтических чувств и мужской податливости.
Глаз камеры, укрытой в декоративном барельефе на стене и непрерывно следящей за ними, а также включенный магнитофон доказывали, что Вандерман был подозрительным и ревнивым мужем. Впрочем, Клэй знал об этом устройстве. В нужный момент он споткнулся и налетел на стену так ловко, что сбил камеру. Затем, когда за ним следило уже только одно, казенное Око, он вдруг стал необычайно добродетельным. Жаль, что Вандерман не мог видеть этой перемены.
-- Слушай, Би, -- сказал Клэй, -- извини, но я тебя не понимаю. Ничего хорошего из этого не выйдет. Я тебя не люблю. Да, когда-то любил, но это было давно. А теперь у меня другая любовь, пойми это.
-- Ты по-прежнему любишь меня! -- сказала Би с пьяным упрямством. -- Мы принадлежим друг другу.
-- Би, ради Бога... Мне неприятно это говорить, но я благодарен Вандерману за то, что он на тебе женился. Я... в общем, ты получила, чего хотела, да и я тоже. Пусть все так и останется.
-- Я всегда получаю чего хочу, Сэм. Не люблю, когда ломаются, особенно если знаю, что на самом-то деле...
Она говорила еще много чего, впрочем, как и Клэй, хотя он, возможно, вел себя излишне резко. Он хотел поубедительнее доказать Оку, что уже не ревнует Би к Вандерману. И доказал.
На следующее утро Клэй явился в контору до Вандермана, убрал на своем столе и нашел еще не распакованный бич из ската. "Ой-ой!" -- воскликнул он и щелкнул пальцами. Око пристально следило за ним, а решающий момент все приближался. Может, все кончится в течение часа. Теперь ему следовало еще тщательнее планировать каждый свой шаг, он не мог позволить себе ни малейшей ошибки. Око смотрело отовсюду, буквально отовсюду.
Клэй открыл коробку, вынул бич и вошел в кабинет Вандермана. Там он небрежно бросил бич на стол, перевернув при этом письменный прибор. Наведя порядок, Клэй оставил бич из ската на краю стола, а кожаный, с серебром бич с Каллисто положил чуть сзади, спрятав его за корпусом внутреннего визиофона. Затем он позволил себе один беглый взгляд, чтобы убедиться, что нож для бумаг лежит на месте, и пошел выпить кофе.
Спустя полчаса Клэй вернулся, взял с подставки несколько писем, которые нужно было обсудить с шефом, и вошел в кабинет Вандермана. Тот поднял голову от бумаг. За полтора года он изменился мало; хотя, конечно, выглядел теперь старше, не так благородно и еще больше походил на стареющего бульдога.
"Этот человек, -- холодно подумал Клэй, -- когда-то украл у меня невесту и избил меня. Осторожно! -- одернул он себя. -- Помни об Оке".
Ему не нужно было ничего больше придумывать, достаточно поступать согласно плану и позволить событиям развиваться своим чередом. Вандерман, конечно, уже просмотрел фильм до того места, когда тот оборвался от толчка Клэя, ловко налетевшего на стену. Конечно, он не ждал, что Клэй появится этим утром. И вот этот мерзавец приветливо улыбается, подходит и кладет какие-то бумаги на его стол!
Клэй рассчитывал на взрывной темперамент Вандермана. Сначала шеф просто сидел за столом, пережевывая неприятные мысли, а потом, как и предвидел Клэй, взял бич и принялся крутить его. Однако на сей раз это был бич из ската.
-- Добрый день, -- весело обратился Клэй к удивленному Вандерману. Тот мрачно смотрел на него. -- Я ждал вас, чтобы обсудить письмо киргизским чабанам. Найдется у нас рынок сбыта на две тысячи пар декоративных рогов?
Тут Вандерман взревел, вскочил, размахнулся и хлестнул Клэя бичом по лицу. Говорят, ничто не причиняет такой боли, как удар бичом из ската.
Клэй отшатнулся -- он даже не предполагал, что будет так больно. От шока его на мгновение покинуло благоразумие, остался только слепой гнев.
"Помни об Оке!"
Он помнил. Именно сейчас десятки специалистов следили за тем, что он делал. Он словно стоял на сцене, окруженный взыскательными зрителями, отмечавшими каждую гримасу на его лице, каждое движение мышц, каждый вздох.
Через секунду Вандерман умрет, однако Клэй не останется один. Невидимые зрители будущего мерили его холодными, расчетливыми взглядами. Оставалось сделать последнее, и план будет выполнен. Сделай же это -- только осторожно! -- пока они смотрят.
Время остановилось для него. План будет выполнен.
Он столько раз проигрывал это в тайниках своего разума, что сейчас его тело без понуканий делало свое. Оно отшатнулось от удара, восстановило равновесие, удивленно и яростно посмотрело на Вандермана, а затем наклонилось за ножом для бумаг, лежавшим на столе.
