На протяжении долгой истории человечества люди не раз создавали идеалы своего бытия, от сентиментального Нью-Йорка Франка Капры до безмолвных арктических замков Ричарда Кейна, поэта-романтика двадцать первого столетия. Но для огромного числа людей идеал их земного существования приблизительно соответствовал наблюдаемой Монтейном картине. В то благословенное время, приметы которого так любовно и старательно были воссозданы в этом городке, табак не вызывал рака, натуральные масло и сливки не являлись символом греха, о ядерном оружии попросту не слышали, а работа доставляла людям больше радости, чем что-либо другое. Дюжие бородатые игроки в крикет вполне могли отправиться на игру с командой из соседнего городка на паровозе, а отдаленный грохот вполне могли издавать сами братья Райт, клепающие очередного бесполезного механического монстра в своей мастерской.
В такие вечера Монтейну становилось ясно, почему так много обитателей Орбитсвиля предпочитают жить в подобных небольших городках. Но ему также было понятно, что это простое человеческое желание может прямиком привести людей к серьезной угрозе их существованию, угрозе, которая, по глубокому убеждению Монтейна, таилась в самом Орбитсвиле. Орбитсвиль являлся ловушкой, а покойная и безмятежная жизнь – приманкой.
– С вами все в порядке, Кори?
Монтейн оглянулся. Со стороны шатра, установка которого подходила к концу, к нему подошел Нибз Аффлек. Это был еще довольно молодой человек с серьезными глазами и красным лицом, что являлось следствием слишком длительного пристрастия к алкоголю. Аффлек присоединился к общине Монтейна год назад. Убежденность и страстная вера проповедника настолько вдохновили его, что он даже сумел избавиться от своего пагубного пристрастия. Как результатном был очень предан Монтейну и проявлял свою благодарность неустанной заботой о здоровье своего наставника, заботой порой очень назойливой.
– Все в полном порядке, Нибз. – Монтейн взглянул на молодого человека из-под своей широкополой шляпы. – Я немного устал, только и всего.
– Такую работу, как установка палаток, вы могли бы оставить и нам.
– Может, вам интересно будет узнать, что шестьдесят лет еще не дают человеку права приковать себя к инвалидному креслу. – Монтейн улыбнулся, показывая, что не хотел обидеть своего собеседника, да и сам не обиделся. – Кроме того, вы же знаете наши правила, Нибз. Мы все равны и все должны в одинаковой мере участвовать в работах. Это правило относится и ко мне. Молодой человек переступил с ноги на ногу. Вид у него был самый разнесчастный.
– Я вовсе не имел в виду, что вы…
– Все в порядке, Нибз. Я благодарен вам за заботу. А теперь, не окажете ли мне одну любезность?
– Конечно, Кори! – с горячностью ответил Аффлек. Его круглое лицо засияло. – Вы только скажите, и я тут же исполню ваше поручение!
– В этом городке выходит ежедневная газета, ну совсем, как у Марка Твена. Я подумываю дать в ней объявление и буду весьма вам признателен, если вы раздобудете для меня сегодняшний выпуск.
– Конечно, Кори!
Аффлек повернулся и торопливо пошел через площадь. Глаза его светились безграничным и искренним счастьем.
Монтейн, нахмурившись, смотрел ему вслед. Аффлек был чистосердечен, трудолюбив и добр, но на редкость простодушен и наивен. А Монтейну недоставало совсем других сторонников. Ему требовались смышленые помощники с хорошо подвешенными языками, умеющие добыть достаточно большие суммы денег. Ему нужны были люди, обладающие гипнотическим сочетанием деловой хватки и религиозного энтузиазма, способные убедить богатых граждан Орбитсвиля раскошелиться. Надо сказать, что найти миллионеров на Орбитсвиле было довольно сложно, но даже если богач и обнаруживался, даже если удавалось выманить его из своей крепости, все равно он не спешил жертвовать крупную сумму денег на то, что считал нелепым чудачеством христиан.
Когда-то Монтейн верил, что обладает способностью притягивать средства, необходимой для успеха его крестового похода, что его устами говорит и трогает сердца людей сам Бог. Но так было шесть лет назад. Монтейн едва не застонал от мысли, сколько же времени миновало с тех пор, как он прозрел, и как мало за это время было достигнуто.
Первые пятьдесят лет своей жизни Кори Монтейн был обычным и ничем не примечательным обитателем городка Пьютерспир-97. Число в названии указывало на номер ближайшего к городку портала. Впоследствии вместо этого на Орбитсвиле была введена система индексации. То, что номер Пьютерспира завершал первую сотню, свидетельствовало об удаленности городка от столицы, Бичхед-Сити. Но Монтейна это мало беспокоило, ему нравилось жить вдали от крупных городских центров, вдали от промышленности и торговли. Ему принадлежала небольшая пекарня. Выпечка хлеба, приготовление мясных пирожков и изысканных кондитерских изделий приносили скромный, но вполне достаточный доход. В доме Монтейна царила гармония, у него никогда не возникало конфликтов с помощниками, он любил свою жену Милли и дочь Тару. Ничто не указывало на то, что в его жизни могут произойти серьезные перемены, наоборот, все свидетельствовало о том, что Монтейн проживет до глубокой старости в полной гармонии с окружающим миром. Но все изменилось за какие-то мгновения.
То роковое январское утро выдалось промозглым и неуютным, но Монтейн вовсе не собирался предаваться унынию. Крупные капли дождя стучали по мостовой, разбиваясь хрустальными фонтанчиками. Монтейн подумал, что сегодняшний день очень напоминает сочельник, с которым у него всегда ассоциировалась дождливая погода. Освещенные витрины весело отражались в мокрой мостовой, внося свой вклад в сходство с праздничной атмосферой грядущих Святок.
Монтейн довольно улыбнулся, отметив еще одно сходство с предпраздничным днем – торговля в это утро шла исключительно бойко. Пора уже и пополнить прилавок новой порцией товара. Монтейн решил нарезать на куски большой пирог с телятиной и яйцом и парочку сладких "марципановых горок".
– Милли, – позвал он жену, доставая из холодильника пирог, – куда ты подевала все ножи?
– Они здесь, в стерилизаторе, – откликнулась из кухни жена.
– Ты не могла бы мне их принести?
Милли, издав нетерпеливый возглас, появилась в дверях с подносом, на котором горкой лежали остро заточенные ножи. Ее раздраженный голос напомнил Монтейну, что жена этим утром собиралась отправиться в Кентербери выпить кофе с приятельницами. В эту минуту Милли внезапно поскользнулась, нелепо взмахнула руками и упала лицом вперед. Впоследствии предположили, что всему виной оставленные покупателями лужи на полу магазина. Но в это слегка грустное, ностальгическое утро у Монтейна не было никаких предчувствий чего-либо неожиданного, тем более, трагического. Однако в то самое мгновение, когда Милли падала на пол, он отчетливо понял, что случилось непоправимое. Жуткий полухрип-полувздох, в котором смешались боль, страх и недоумение, подтвердил его страшную догадку.
