— Было бы замечательно. — Агамемнон подождал, пока Тиресий разольет вино по бокалам, затем сказал: — Могу я спросить, почему ты в маске?
— Причуда, — сказал Тиресий. — А также нечто большее. Я маг, или шаман, используя более популярный ныне термин. Пользуясь своими новыми способностями, я путешествую — не только по Древней Греции, но вообще в пространстве и времени.
— И ты не хочешь быть узнанным?
— Это может быть очень удобно — когда тебя не узнают на каждом шагу. Но это не настоящая причина. Понимаешь, Агамемнон, если ты знаешь лицо какого-либо человека, это дает тебе определенную власть над ним. Это открыл Мерлин, когда имел неосторожность влюбиться в колдунью Моргану. Я стараюсь никому не давать власти над собой, если имею возможность.
— Я не могу представить себе человека, который сумел бы получить власть над тобой.
— То же самое я сказал Мерлину незадолго до того, как Моргана заточила его в холм. Осторожность никогда не бывает лишней. Теперь скажи мне, почему ты искал меня. Я все знаю, конечно, но хочу услышать это из твоих уст.
— Это не секрет, — сказал Агамемнон. — Моя жена, Клитемнестра, и ее любовник Аэгист поклялись убить меня. Я пришел к тебе, чтобы спросить, не подскажешь ли ты мне способ сбежать из города.
— Они собираются убить тебя за то, что ты умертвил свою дочь Ифигению, принеся ее в жертву, чтобы твой флот доплыл до Трои? Правильно я понимаю?
— Нет, погоди! — сказал Агамемнон. — Есть другая версия, в которой я не убивал Ифигению. Она сейчас живет в Авлиде!
— Не пытайся ввести меня в заблуждение лукавыми речами, — сказал Тиресий, — Обе версии твоей истории правдивы. Ты одновременно убил и не убил свою дочь. Слышал ли ты когда-нибудь о кошке Шрёдингера? Это была популярная в твою эпоху научная байка.
— Я слышал ее, — сказал Агамемнон.
— Человек, о котором идет речь в этой байке, несет вину за гибель кошки, несмотря на то, что на самом деле он ее не убивал. Увы, такова реальность двух миров.
Агамемнон помолчал. Он смотрел на маску Тиресия, которая временами казалась сделанной из чеканного золота, а временами — из золотой парчи, поскольку она колыхалась, когда маг говорил.
После паузы Агамемнон спросил:
— О каких двух мирах ты говоришь?
— Мир Земли с его различными линиями времени и мир Лотереи.
— Значит, бежать некуда? Везде меня ждет наказание?
— Мой юный друг, я этого не сказал. Эта игра гораздо более сложна для понимания, чем ты можешь вообразить.
— Зачем создатели Лотереи делают это с нами?
— Потому что это является для них прекрасным бихевиористическим полигоном. Легендарная история Земли — абсолютный тест для тех, кто манипулирует линиями времени. Создатели Лотереи пытаются воссоздать эту историю, чтобы решить поставленные ею моральные уравнения.
— И как, получается?..
Тиресий пожал плечами, и Агамемнону на мгновение показалось, что под его плащом скрываются нечеловеческие формы.
— Поначалу это казалось хорошей идеей. Но вчерашняя хорошая идея зачастую выглядит совсем по-другому наутро.
Агамемнон помолчал.
— Так ты поможешь мне вырваться отсюда?
Тиресий кивнул.
— Отсюда можно выбраться по Реке Времени.
— Никогда не слышал о такой.
— Вообще-то это метафора. Но Царство мертвых — место, где метафоры становятся реальностью.
— Метафора или нет, я не вижу кругом ни одной реки, — сказал Агамемнон.
— Я расскажу тебе, как до нее добраться. Тебе придется преодолеть пролив между Сциллой и Харибдой. Ты пройдешь по туннелю, который выведет тебя туда.
Агамемнон поежился.
— А нет ли какого-нибудь другого пути?
Тиресий покачал головой.
— Это единственный путь. Миновав Сциллу и Харибду, ты увидишь линию белых бурунов. Это река Забвения впадает в океан прошлого. Она тебе не нужна. Когда ты пересечешь ее, ты увидишь другую линию бурунов. Преодолев их, ты попадешь в реку, которая перенесет тебя из прошлого в будущее.
— С прошлым все понятно… но где это будущее?
— В месте, которое ты хорошо знаешь, Агамемнон. Не мешкай более. Отправляйся в путь.
Агамемнон поднялся и двинулся в указанном Тиресием направлении. Когда он оглянулся, маг уже исчез. Разговаривал ли он с ним на самом деле? Агамемнон не был уверен в этом.
Некоторое время спустя он действительно увидел полускрытый кустарником вход в туннель, уходящий под землю. Туннель был сделан из какого-то светлого металла, возможно, алюминия; это был еще один вопиющий анахронизм, поскольку алюминий не использовался в древнем мире, но Агамемнон не стал заострять на этом внимание.
У входа в туннель стояла женщина. Достаточно было лишь беглого взгляда на нее, чтобы понять, что подобная ей никогда ранее не рождалась на свет.
— Елена!
— Привет, Агамемнон, — сказала она. — Давно не виделись. Я пришла сказать спасибо за то, что ты отослал меня домой к Менелаю, и предложить тебе свое гостеприимство здесь, на Елисейских полях.
— Ты очень любезна, царица Елена. Но я должен идти.
— Должен?
Агамемнон кивнул. Никогда еще его душа не терзалась столь противоречивыми чувствами. Эта женщина была его воплощенной мечтой. На свете не было ничего чудеснее, чем быть любимым Еленой Прекрасной.
— Но твой новый муж, Ахилл…
— Ахилл великий воин и интересный мужчина, но он мертв, как и я. А мертвый герой не сравнится даже с живой собакой. Ты жив. Жив и в преисподней! Такие чудесные обстоятельства крайне редки. Геракл, Тесей и Орфей, конечно, тоже были здесь, но только мимоходом.
— Я живой, — сказал Агамемнон. — Поэтому я тоже не смогу здесь остаться. Здесь нельзя находиться живым.
— Я поговорю об этом с Гадесом, — пообещала Елена. — Я ему нравлюсь — особенно когда его жена Персефона уезжает на полгода в царство живущих.
Перед глазами Агамемнона быстро промелькнули картина радужного будущего. Остаться здесь с Еленой — это был предел мечтаний. Никого и никогда он не хотел так, как ее.
Она протянула ему руку. Он двинулся к ней…
И услышал вдали голоса.
Он увидел две женские фигуры в небе. Одна из женщин была высокой, статной, коренастой, с распущенными темными волосами. Другая была молодой, высокой, стройной, с белокурыми волосами, собранными в пучок и скрепленными серебряным гребнем. Женщины шли с неба прямо к нему и горячо спорили.
— Ты должна сказать ему это прямо в лицо! — говорила старшая женщина.
— Мамочка, ни к чему устраивать сцены.
— Но он собирался убить тебя, как ты не можешь понять? Перерезать тебе горло на алтаре!
