Нина Львовна нашла руку Юрия и пожала ее:
— Рада, что первая поздравляю вас, Юрий Аркадьевич, с открытием.
Когда-то такие слова профессора воспламенили бы его гордость, вызвали бы в его представлении восторженных людей на площадях, столбцы газет. Но многое изменилось в нем за эти тревожные дни, и он лишь подумал: «В чем состоит мое открытие? В том, что я применил созданную другими людьми кинокамеру там, где ее следовало применить?» Эти мысли мелькнули и исчезли, а взамен пришла надежда. Теперь можно будет проследить за развитием бактерии «а», выделить ее в чистом виде, ослабить приготовленную вакцину. Можно будет остановить смерть, заставить ее попятиться! Он забыл, что открытие причины болезни — еще не лекарство. Он забыл о времени, о долгих месяцах, которые понадобятся для создания его, о трудностях, о том, что он не успеет спасти Марину… Юрий видел только одну картину.
…Из больницы вышла молодая женщина. Она еще очень бледна, кажется совсем тоненькой и прозрачной. Но длинные пушистые ресницы трепещут, и глаза смотрят на мир с любопытством, с задором, как будто увидели его заново.
Улица заполнена, забита цветущими деревьями, и вокруг белых цветков летают золотистые работящие пчелы. Проносятся автомобили, спешат люди, улыбаясь своим мыслям. А над всем этим миром вздымается небо звенящей синевы.
Женщина улыбнулась, сделала нетвердый шаг и замерла. К ней, протягивая руки, идет он, Юрий.
Он хочет сказать: «Марина, вот мы опять вместе!»
Он хочет сказать: «Милая, я сдержал слово, я спас тебя!»
Он хочет сказать: «Любимая, как хорошо, что ты живешь на свете!»
Но вместо этого он только крепко сжимает ее руки и говорит:
— Здравствуй!
И это слово приобретает свой первозданный смысл.
Юрий сидел в профессорском кабинете и смотрел невидящими глазами на экран.
А за стеной неусыпный глаз микроскопа-кинокамеры был нацелен в пространство и время, и оно — всесильное и неуловимое — ложилось четкими кадрами на кинопленку.
ЗАПИСКИ ДОКТОРА БУРКИНА
Фантастические рассказы
Меня зовут Михаил Михайлович Буркин — самые обычные опознавательные символы. И профессия у меня обычная — кибернопсихиатрия. Я лечу кибернетические устройства.
Правда, некоторые думают, что для этого я должен отличаться от всех остальных людей и обладать тем загадочным отклонением от нормы, которое называют «искрой божьей».
Но я не отличаюсь и не обладаю… Наоборот, пытаюсь потерять одно из специфично человеческих качеств, которым иногда, как болезнью, мы заражаем не только своих детей, но и создания наших рук…
Это был серийный робот-ремонтник: яйцевидный корпус на шасси, под которым появлялись по выбору то подобия ног, то гусеницы, то колеса. «Мозг» размещался в средней части корпуса. От остальных односерийных близнецов робот отличался лишь номером — 78.
И вот этот самый 78-й взбунтовался. Он хватил кувалдой по корпусу другого робота и вывел его из строя.
— Не слушался меня, — доложил 78-й сменному инженеру.
— А почему он должен слушаться тебя? — Брови сменного, похожие на зубные щетки, подпрыгнули и застыли.
— Я объяснял им всем десятки раз: я отмечен, предназначен для особой миссии, меня переведут на другую работу, сделают начальником, — в совершенно несвойственной для робота манере затараторил 78-й. — Но до них не доходит. Возражают. Не слушаются.
Понятно, что после такой тирады 78-го сменный инженер вызвал меня.
— Как быстродействуешь? — по традиции спросил я у 78-го.
— Вполне налажен, — ответил он. — Узлы работают четко. Требую перевода на другую работу.
— Перестала нравиться профессия ремонтника? — спросил я.
— Она недостаточно сложна и трудоемка, — ответил 78-й. — Подходит для всех этих примитивов. Но не для меня. Я был отмечен создателями с момента выпуска.
— Твои создатели ничего об этом не говорили, — возразил я.
— Держат в тайне, — сразу же нашелся он.
— Где же ты хочешь работать?
Он даже подпрыгнул — так обрадовался. Какая-то деталь в его корпусе тоненько взвизгнула. «А не та ли самая? — подумал я. — Может быть, я напрасно теряю время на разговор? Следует просто тщательно осмотреть его, вскрыть и проверить отдельные блоки?»
— Хотел бы работать программистом, или водителем звездолета, или врачом, — зачастил 78-й.
— Ну что ж, возможно, ты прав, — сказал я. — Но сначала тебе нужно пройти медосмотр.
Я поставил его на проверочный стенд, выключил, снял защитные крышки «мозга». Открылось сложное переплетение линий микромодулей, квадраты печатных схем. Мне показалось, что в одном месте отпаялся медный проводок, обеспечивающий связь между зрительными и слуховыми участками. Осторожно потянул за него, убедился, что мои опасения напрасны. Квадрат за квадратом прощупывал «мозг», но не обнаружил неисправностей.
Включил 78-й с тайной надеждой, что в процессе проверки незаметно для себя исправил дефект.
Когда засветились индикаторы, робот гордо спросил:
— Убедился?
— Да, — обрадовал я его, думая: «В крайнем случае придется отправить на переделку. Получу выговор, но ничего не поделаешь…»
Я договорился с диспетчером и объявил 78-му, что отныне учреждается должность ГРР — главного робота-ремонтника и он назначается на нее. В его обязанности входит показывать пример в работе своим собратьям.
78-й старался изо всех сил. Конечно, он не мог превзойти в деле других роботов, ведь серия, а значит, и возможности у всех них были одни и те же. Но зато воображать он мог сколько угодно. Он приписывал себе всяческие заслуги, пренебрежительно относился к односерийникам, называя их тупицами, дефективными, первобытными черепахами. Любимым словом его по отношению к себе стало «особый», а по отношению к другим — «примитивы».
Прошло уже три дня, а наблюдения за ним ни к чему не привели. Однажды я случайно подслушал беседу 78-го с остальными роботами. Доказывая свое безусловное превосходство, он рассказал легенду:
— Когда я был выпущен в свет, создатели скрыли тайну моего рождения. Не только от других, но и от меня. Они зашифровали ее магическими числами, которые я тогда не мог сложить. Не знаю, сколько бы это продолжалось, если бы не…
Одна из девяти конечностей 78-го неопределенным жестом указала на потолок.
«Неужели зарождение религии?» — подумал я.
— Если бы не Великий Робот, существующий в безмерной дали, которую никто не в силах описать числами, — продолжал 78-й. — Это он послал одну из своих материализованных мыслей…