Совсем близко проскальзывали девушки мимо прижавшегося к забору гостя. Они, видимо, спешили на какой-нибудь праздник в соседний колхоз.
Проводив глазами последнюю велосипедистку, Багрецов хотел было уже продолжать свой путь, но неожиданно увидел идущего ему навстречу франтоватого парня, такого же, как сам Вадим, высокого худощавого и темноволосого. В руках он держал светлую шляпу. Его костюм, и ботинки, и даже галстук — все было почти таким же, как и у москвича. Только лицо незнакомца в отличие от бледнолицего Вадима было покрыто темным загаром, и брови выгорели на солнце.
«Это, наверное, и есть инженер-экспериментатор из города», — подумал Багрецов, вспомнив вчерашние чудеса у холма.
— Здравствуйте, — сказал «двойник», протягивая руку москвичу, когда поравнялся с ним. — Я о вас уже слышал. Будем знакомы — Кузьма Тетеркин, механик тракторной бригады.
Вадим назвал себя. Он понял, что ошибся. «На самом деле, почему я решил, будто этот хорошо одетый человек должен быть обязательно городским? Старое представление о деревне, дорогой Вадим Сергеевич», — с досадой подумал он о себе.
— Гуляете?.. — вежливо осведомился механик. — Наверное, любопытно посмотреть, как живут наши колхозники?
— Очень интересно, товарищ Тетеркин. Особенно непривычному человеку, сказал Вадим, придирчиво рассматривая костюм механика. — Ведь я впервые в колхозе…
— Вам не повезло, — недовольно заметил Кузьма. Глаза у него были твердые, стальные. Зрачки блестели, словно шарики от подшипника. — Разве такие бывают настоящие колхозы? — продолжал он. — Разве такая должна быть здесь техника? Приезжему человеку глянуть не на что!
— А вы что? Не здешний?
— Вырос здесь, — неохотно ответил Тетеркин. — Вот и маюсь с малых лет. Одна отрада была, как в районе учился на механика. Теперь от МТС, в основном, тут работаю вроде бригадира — начальником трех тракторов, — он криво усмехнулся.
— Что ж, это дело немалое, — сочувственно заметил Багрецов.
— Конечно! Если посмотреть со стороны, то оно и действительно так, а если рассудить, то разве так можно жить? Здесь, в колхозах, разве механизация?.. Глаза б мои не глядели… Может, у вас какие новые книжки есть по механике? - несколько помедлив, спросил Тетеркин.
— Извините, мы ничего с собой не взяли, кроме описания автоматической радиометеостанции.
— Любопытно поглядеть, — сдержанно сказал Кузьма. — Давно интересуюсь.
— Вот как! Вам, что же, приходилось иметь дело с автоматикой?
— Бывало, — загадочно ответил Тетеркин и тут же, словно спохватившись, быстро приподнял шляпу. — Прощайте пока, — сказал он, оставив московского техника в недоумении.
— Одну минутку! — Вадим кинулся за Тетеркиным. — Где здесь живет Шульгина?
— Ольга? — хмуро спросил механик, останавливаясь.
Вадим кивнул головой. Тетеркин посмотрел на него с какой-то непонятной подозрительностью, отчего технику стало неловко.
— Налево… потом направо. Увидите сразу Ольгин дом. В Москве таких нет, пробурчал механик и быстро зашагал прочь.
Москвич вышел из переулка. Перед ним открылась широкая улица с новыми домами. Вадим с любопытством осматривал их. Они радовали глаз золотом свежевыструганного дерева, узорными наличниками на окнах, пестрыми черепичными крышами.
На скамейках перед домами и на ступеньках застекленных террас отдыхали люди. Ребятишки всех возрастов высыпали на улицу. Некоторые из них, посмелее, забегали вперед и вежливо здоровались с гостем, рассматривая его с ног до головы. «Кто это приехал к ним? Зачем? Может быть, сегодня будет кино?» Видимо, этого городского человека они принимали за нового киномеханика.
Все жило на этой улице своей особой, неизвестной Вадиму жизнью.
Вот крохотная девочка свесила босые ножки с высокой лавочки и, наклонив голову, деловито перебирала струны гитары. Гитара была куда больше, чем исполнительница. Возле девочки молча стояли ребятишки и завистливо глядели на нее.
Багрецов шел по улице, отыскивая «заметный дом». Но все они были заметны и все одинаковы.
Завернув за угол, Вадим остановился. Перед ним вырос небольшой трехоконный домик, густо оплетенный лианами. Да, именно только так мог назвать Вадим эти растения. Крупные плети, покрытые остроконечными листьями необычайной расцветки, поднимались почти до самой крыши.
Любопытно!.. Багрецов подошел ближе. Блестящие зеленые листья с обратной стороны были бледно-розовыми. При легком дуновении ветерка они колыхались, и тогда по всей стене словно пробегали пенистые розовые волны. Дом, обвитый этим необыкновенным плющом, казался праздничным и нарядным. Белые цветы, словно фарфоровые, выглядывали из листвы.
Услышь меня, хороший мой…
Нежная девичья песня прошелестела и растаяла в тишине. Откуда это? Вадим насторожился. Он мог поспорить с кем угодно на свой десятиламповый приемник против карманной батарейки, что сейчас он слышал именно тот же голос, что и вчера вечером.
Листья на окне зашевелились, и из-за них появилась голова белокурой девушки.
«Она!» — в волнении решил Багрецов, и призрачный образ на холме сразу возник в его памяти.
Ольга Шульгина — секретарь девичьеполянских комсомольцев — смотрела на оторопевшего юношу и улыбалась. Расставив длинные ноги, он поднял к шляпе руку, да так и застыл в этом немом приветствии.
— Заходите, — предложила хозяйка и скрылась за лианами.
Вадим мысленно выругал себя за одеколон. «Надушился, как девчонка!» Вздохнув, он направился к крыльцу. Ольга вышла навстречу. Ее пестрое шелковое платье, розовое с зеленым рисунком, казалось сшитым из листьев цветного плюща, обвивающего крыльцо. Лицо у нее было белое, на нем особенно выделялись прямые тонкие брови и плотно сжатые губы.
— Меня очень удивили эти странные лианы, похожие на плющ, — сказал Вадим после обычного знакомства.
— Это мичуринская актинидия.
— Декоративное растение?
— Нет, что вы! Разве вы ничего не слыхали о ягодах актинидии? — спросила она. — Пойдемте, я вас угощу.
Со смешанным чувством восхищения и какой-то досады Вадим переступил порог дома. Оказывается, в этом колхозе много интересного. Ему на каждом шагу приходится удивляться, как ребенку.
Войдя в комнату Ольги, Багрецов придирчиво стал рассматривать обстановку. Узкая кровать, закрытая белым покрывалом, шкаф с зеркалом, несколько стульев, стол и большой книжный шкаф у стены. Золотом букв блестели тома сочинений Ленина и Сталина, книги Мичурина, Вильямса, Лысенко. Отдельная полка была отведена художественной литературе. Среди этих книг Вадим с удовлетворением заметил однотомник Маяковского.
