— Женщина, полная теплоты и преданности, — мягко закончил его мысль Холмс.
— Я давно знаком с Джейн, — снова заговорил Брайсон. — Сближение — возможность. Да. Вот вам и мотив, мистер Холмс. Любовник, убивший мужа-рогоносца. И так удачно выбранный момент для убийства… Все это не вызывает сомнений.
Я пристально посмотрел ему в лицо, и на меня нахлынули тягостные чувства. Брайсон был до удивления спокоен — ни горечи, ни гордости, одно лишь угрюмое смирение.
Уэллс повернулся к Холмсу.
— Итак, — сказал он, — дело раскрыто. Вы разочарованы, Холмс?
Прежде чем ответить, Холмс набил и раскурил трубку.
— Раскрыто? — переспросил он тихо. — Я так не думаю.
Брайсон выглядел смущенным:
— Сэр?
— Не торопитесь осуждать себя, старина. Вы — подозреваемый. Но от этого вы не становитесь убийцей — ни в моих глазах, ни в глазах закона, ни пред всевидящим оком самого Господа Бога, если на то пошло.
— А суд с этим согласится? Я уже смирился, мистер Холмс, и готов покорно принять свою участь. Пусть все будет, как должно быть.
То, с каким благородством он отдавал себя на волю судьбы, заставило даже Холмса воздержаться от едких замечаний.
Холмс велел Брайсону сопровождать нас при повторном осмотре места ужасной трагедии, где незадолго до этого присутствовал Тарквин. Вскоре мы снова обходили тросы и перешагивали через обломки техники и бетона. В отличие от Тарквина Брайсон не видел места происшествия со дня несчастного случая и был явно потрясен.
— Даже после устранения основного держателя падение произошло далеко не сразу, — сказал он. — Тросы со звоном лопались один за другим, а я ничего не мог сделать. Тогда я побежал звать на помощь, еще надеясь предотвратить трагедию. А потом выяснилось, что Ральф разбился… — Он повернул морщинистое лицо к Холмсу. — Какая разница, кого вы в результате признаете виновным, мистер Холмс, я — убийца. Я это знаю. Все, что касается лаборатории, — сфера моей ответственности; жизнь Ральфа Бримикума была в моих руках, когда он находился в этой комнате, и я с задачей не справился…
— Перестаньте, старина, — резко прервал его Холмс. — Бередящее раны самобичевание вряд ли поможет. Сейчас мы должны сосредоточиться на фактах.
Холмс подвел Брайсона к дыре, вырезанной в стенке корабля. С явной неохотой инженер приблизился к этому подобию двери. Свет внутри позволял все хорошо рассмотреть. Я наблюдал, как Брайсон оглядывает стены кабины, остатки сиденья пилота на полу. Потом он выпрямился и с удивлением спросил Холмса:
— В кабине убирались?
Холмс показал вверх.
Брайсон еще раз просунул голову в проем и взглянул на потолок кабины. Увидев там засохшую кровь с ошметками человеческой плоти, он ахнул и отпрянул назад.
Холмс мягко сказал:
— Ватсон, вы не могли бы…
Я взял Брайсона под руку, собираясь увести его из лаборатории, но он возразил:
— Ничего-ничего. Это просто шок.
— Один вопрос, — обратился к Брайсону Холмс. — Расскажите мне, как был перерезан трос.
— Работы аппаратом газовой резки осуществлял Тарквин, — начал он. — По моему указанию. Задача была простая, требовалось лишь вырезать поврежденный участок кислородного провода.
— Вы хотите сказать, что смерть Ральфа — несчастный случай?
— О нет, — возразил Брайсон без тени сомнения в голосе. — Это не несчастный случай, это умышленное убийство. — Создавалось впечатление, что он сознательно пытается вызвать у нас недоверие к себе.
— Говорите, Брайсон, я хочу знать всю правду, — попросил Холмс.
— Я не следил за каждым движением Тарквина. Я дал ему необходимые указания и ушел, чтобы позавтракать перед тем, как заняться решением следующей задачи.
— Что конкретно вы велели ему делать?
Брайсон на мгновение задумался, прикрыв глаза.
— Я указал на кислородный провод, объяснил, для чего он служит и как вырезать поврежденный участок. Воздуховод — это помеченный красным цветом кабель, толщиной примерно с большой палец руки.
— Тогда как несущие кабели…
— Все помечены оранжевым и где-то вот такой толщины. — Он обозначил круг, соединив большие и средние пальцы обеих рук. — Трудно — невозможно — перепутать эти два троса.
— Вы не видели, что он делает?
— Я завтракал с миссис Бримикум, когда это случилось. Однако я рассчитывал вернуться раньше.
— Почему же не вернулись?
Он пожал плечами:
— Яйцо на завтрак готовилось гораздо дольше обычного. Я помню, как экономка извинялась.
Уэллс воскликнул с досадой в голосе:
— Опять эти злосчастные яйца!
— В любом случае, — продолжил Брайсон, — меня не было всего несколько минут. Но к моему возвращению Тарквин уже полностью перерезал несущий трос.
— Значит, вы четко указали Тарквину на кислородный кабель.
— Я ведь уже говорил: и указал, и объяснил его назначение.
— И Тарквин никаким образом не мог перепутать воздуховод с несущим тросом?
Брайсон недоуменно вскинул брови:
— Что вы имеете в виду?
Я почесал голову.
— Возможно ли, чтобы он как-нибудь задел горелкой центральный трос, пока работал с кабелем кислородной подводки?
Брайсон недобро усмехнулся:
— Едва ли, доктор. Несущий трос находится примерно в четырех футах от воздуховода. Ему пришлось бы повернуться, вытянуться и держать там горелку, чтобы сделать то, что он сделал. Можно подняться на ферму и в этом убедиться, если вам угодно. — Казалось, он потерял уверенность в себе. — Послушайте, мистер Холмс, я не жду, что вы мне поверите. Конечно, я всего лишь простой инженер, а Тарквин — брат Ральфа.
— Брайсон…
— Но лично у меня сомнений нет. Тарквин намеренно перерезал несущий трос и таким образом убил брата.
* * *
На этом мы закончили в тот день наше расследование.
Я выполнил просьбу Холмса в отношении собаки по кличке Шеба. При беглом осмотре мне удалось обнаружить, что конечности бедного животного тонкие и искривленные от большого количества переломов. Я взял образец ее мочи и доставил его в больницу Чиппенхэма, где один мой старый друг по медицинскому факультету провел несколько простых анализов. В течение часа уже были готовы результаты, мне их вручили в запечатанном конверте, который я сунул в карман, после чего вернулся к своим спутникам.
Они остановились на ночь в Чиппенхэме на постоялом дворе «Маленький Джордж». Трактирщик с огромным пузом, прикрытым белым фартуком, дружелюбно поприветствовал нас, мы поужинали хлебом с сыром и, наслаждаясь местным элем (впрочем, Холмс удовольствовался своей трубкой), без умолку разговаривали.