— Если и посылали, то меня в известность не ставили, — проворчал Джим. — Когда исчезла первая волна, начальство всерьез задумалось об охране второй. Но я подслушал разговоры насчет финансирования: оно оставляло желать лучшего. Сколько отправлено людей и за кем именно они должны присматривать, я сказать не могу. Да и точность заброски… Попасть сюда я должен был в те же сутки, что и ты, а видишь, опоздал на две недели. Поди угадай, как других разбросало.
— Значит, и впрямь беда… Я до сих пор надеялась, что это лишь острая реакция на перенос, а на самом деле ничего страшного. Может, и так… Может, ребята вовремя получили предупреждение и ушли в подполье.
— Бетти, к две тысячи сороковому никаких следов их деятельности после теперешнего исчезновения не выявлено. Почему они не воспользовались кодовыми словами? Вам же было приказано в случае явной угрозы запускать их в газеты!
— Понятия не имею. Знаешь, Джим, я ведь страшно рада, что ты здесь. А ну как Пол и Чарли повредились рассудком? Забыли, кто они такие, и кинулись искать свои будущие дома? Сам же говорил: чем дальше назад во времени, тем вероятнее психическое расстройство.
— Но ведь с тобой этого не случилось, — возразил Джим.
— Пока не случилось.
* * *
Прошла неделя, другая. Джим и Бетти с разных телефонов обзвонили полицейские участки и больницы, ближайшие к тем местам, где жили Пол и Чарли. Но мальчики как в воду канули, и дежурные полицейские все чаще использовали слово «сбежал», а в больницах никто с похожими приметами не объявлялся.
Джим и Бетти сами не заметили, как попали в рутинную колею. Утром — в школу, после занятий — домой к Бетти или в библиотеку. Труднее всего было привыкнуть к отсутствию компьютерных баз с научными сведениями, этих кладезей, открывающихся буквально по мановению пальца. Пришлось заново освоить забытое искусство находить книги с помощью каталожных карточек и копаться в тяжелых энциклопедиях.
По выходным они тоже много времени проводили вместе.
Однажды Бетти сказала напрямик: хотелось бы, чтобы Джим находился рядом, когда ее рассудок пойдет вразнос.
— А то, — пояснила она, — у подростка и так всегда колеблется настроение, запросто можно не заметить начало серьезной болезни.
Джим, не реагируя на протесты Бетти, обзавелся привычкой по ночам тайком выбираться через окно и подкрадываться к ее комнате.
— Если еще кто-нибудь за тобой следит, есть возможность его подловить, — оправдывался он.
— А если тебя самого поймают?
— Не беспокойся, в шестьдесят четвертом сталкинга еще не было, а была всего лишь беготня влюбленных друг за дружкой. К твоему дому я прихожу не в один и тот же час, и по продолжительности мои дежурства не совпадают. Тем больше шансов выяснить, ведется ли за тобой слежка, и тем меньше вероятности засветиться самому.
— Мне даже совестно… — Бетти оторвалась от письма, чтобы размять затекшую руку. — И без того целыми днями со мной, да еще по ночам не спать…
— Это вовсе не трудно, — бодро ответил Джим. — Мне даже нравится.
Она улыбнулась.
— Тогда почему не пытаешься меня поцеловать?
— Потому что не доверяю себе. Порой от гормонов просто мозги набекрень.
— Кому ты это говоришь… — вздохнула Бетти. — Ладно, Энциклопедия, ты прав. Слишком уж хорошо мы знаем, какое это приятное занятие, и будет только хуже, если наши старшие «я» не удержат младших в узде. Ведь ты, наверное, во всей школе единственный парень, который умеет снимать с девушки лифчик. Если нас застанут, неприятностей не оберешься. Тебя потом и на полкилометра ко мне не подпустят.
— Выходит, чем грешить напропалую, мы предстанем перед молодежью шестьдесят четвертого образцами высоконравственного поведения.
— Как бы дико это ни звучало, — она взялась за авторучку. — А теперь, мистер Джонс, за работу.
* * *
— А почему Билла не видать? — за обедом спросила мама.
— Билла? — растерялся сын.
Речь шла о его самом близком друге. В последние недели они изредка перекидывались парой фраз после уроков, но и только.
— Да он все время занят, — нашел отговорку Джим.
— Билл занят? — не поверила Мэри. — Это ты все время занят с Бетти Нокс. — И девчушка мелодраматично добавила: — Уже все кругом про вас говорят: ниточка с иголочкой, тили-тили-тесто.
Мать улыбнулась Джиму.
— А я рада, что ты с ней подружился. Она умничка. И симпатичная к тому же.
«Это пока мы границу дозволенного не переступили», — подумал Джим.
— У нас с ней много общего, — пробормотал он, снова и во всех отношениях ощутив себя пятнадцатилетним.
— Что у тебя может быть общего с этой задавакой? — поддела Мэри.
— Сложные характеры не обязательно оцениваются выше или ниже, чем натуры, подобные твоей.
Джим сразу осознал ошибку. Не могло его пятнадцатилетнее «я» вести такие речи в кругу семьи. Но было уже поздно: и мама, и папа, и сестренка смотрели изумленными глазами.
— Это я в книге прочел, — поспешил он сказать в свое оправдание.
— Что за книга? — поинтересовался отец.
Остин? Вроде кто-то из ее персонажей изъяснялся в подобном духе. Но разве в 1964-м подростки читали Джейн Остин?
— Хемингуэй. Только не помню, откуда именно цитата.
— Длинновато для Хемингуэя, — подмигнул Джиму папа. — Сынок, ты уж будь с этой Бетти поосторожнее. А то в один прекрасный день заявишь нам: «Мы решили пожениться».
— Это если тебе очень повезет, — добавила мама.
Джим вдруг с ужасом понял, что краснеет.
* * *
Вечером в библиотеке почти никого не было, по крайней мере рядом: несколько читателей рассредоточились меж книжных залежей поодаль. Джим и Бетти корпели над справочниками, выписывали контактную информацию и прочие существенные сведения. Заметив, что прекратился шорох пера, Джим поднял глаза. Бетти невидяще смотрела в книгу. Вдруг без единого слова вскочила и кинулась в ближайший проход.
Джим медленно встал и, охваченный тревогой, последовал за ней. Шагал он неторопливо, с беспечным видом, и надеялся, что никто не заметил внезапного бегства его подруги. Он нашел ее в дальнем углу, Бетти смотрела в проем между стеной и торцом стеллажа и содрогалась в рыданиях.
— Ты чего? — тихо спросил он.
Она не отвечала, но вдруг, по-прежнему глядя в стенку, зачастила хрипло и так тихо, что Джим с трудом разбирал слова:
— Через десять лет моей лучшей подруге по колледжу, Синди Эренс, поставят диагноз: рак груди. Она скончается в семьдесят пятом. Через шестнадцать лет у моего брата обнаружат болезнь Паркинсона. Промучившись семнадцать лет, он умрет от пневмонии. Джим, мне всего лишь пятнадцать. Но вокруг, куда ни глянь, уже покойники, и я знаю, когда и почему этим людям предстоит умереть. И не в моих силах предотвратить, пусть даже наша с тобой задача выполнима. Мы просто-напросто не успеем. Вот о чем я все время думаю, и такие мысли невыносимы! Понимаешь меня?.. А может быть, я теряю контроль над собой? Может, это первые признаки сумасшествия?
