Только первые сутки голодовки не доставили мне больших мучений. Ч-то-то я вспоминал, что-то записывал. К обеденному времени затревожился аппетит, но я перетерпел, а вместо ужина лег спать пораньше. Но наутро я проснулся с голодной резью в желудке и ничего уже не мог записывать.
Воображение рисовало мне накрытые столы, витрины, прилавки, рестораны и закусочные во всех подробностях. Никогда не представлял я, что в моей памяти хранится столько гастрономических образов. Мысленно я накрывал стол со всей тщательностью опытного официанта, расставлял торчком салфетки, острые и настороженные, как уши овчарки, резал тонкими ломтиками глазчатый сыр и нежно-прозрачную, ветчину, выравнивал в блюдечке янтарные зерна красной икры. И, презрев деликатесы, зубами рвал с халы хрустящую корку, обсыпанную маком. Потом накрывал к обеду, раскладывал, резал... И для ужина раскладывал салфетки, резал, рвал хлеб, набивая рот... Нестерпимо!
Дня три терзали меня эти ведения. Затем желудок отвык от пищи, мозг смирился с поражением, перестал будоражить меня. Пришли безразличие и вялая покорность: "Проиграл так проиграл. Когда-нибудь надо же помирать".
На пятый день чугунные лбы наконец разобрались, чем мне грозит голодовка. Весы убедили их -- исчезновение килограммов, непреложная арифметика. Они доложили по начальству и объявили тут же, что Аксиомы-дающий согласен принять меня.
И вот на плоском темени друга моего В, держась за его уши-антенны, я качу во дворец бога вычислительных машин. Малиновое солнце КА устилает мой путь кумачом, смородиновые капли взлетают из каждой лужицы. Слева остается завод-колыбель со взводами ног и взводами рук, приветствующих меня, высокого гостя Кибернетии. Мы огибаем ограду и устремляемся к приземистому зданию с множеством дверей, совсем не похожему на дворец, скорее напоминающему станционный пакгауз. Ко всем дверям его движутся машины: прыткие семинулевки, солидные восьминулевые, уже обремененные грузом знаний, и еле тащатся почтеннейшие девяти- и десятинулевства, волоча блоки со старческой памятью своей на прицепных платформах.
Смысл этого паломничества открылся мне в вестибюле дворца-пакгауза. Оказывается, машины приходили с отчетом: они сдавали добытые знания. В стенах имелись розетки, машины-соревнователи втыкали в них вилки, видимо, предоставляли свои блоки для списывания, что-то гудело, стрекотало, и над розеткой появлялась цифра с оценкой обычно 60 -- 70. По всей вероятности, это были проценты новизны и добротности, добытых знаний. Прилежные получали новый блок на миллион ячеек, прилаживали его к спине и отбывали, восклицая радостно: "Дважды два -- четыре! Но только Он знает все". Тут же происходили и экзекуции. На моих глазах какого-то легкомысленного семинулевку-неудачника, получившего оценку 20, размонтировали, несмотря на жалобное верещание и посулы исправиться. Блоки его вынули, записи стерли и передали отличившемуся самодовольному М (математику). Благодаря прибавке М сразу перешел в девятинулевой разряд и удалился, славословя: "Считать -хорошо, решать уравнения -- лучше. Но только Он знает все корни".
А я, глядя на всю эту кутерьму, волнуясь, тасовал в уме варианты убедительных речей. Я понимал, что времени для размышления, у меня не будет. Увидев Аксиома, я должен мгновенно понять, с кем имею дело, и выбрать самую действенную дипломатию.
Наконец дошла очередь и до меня. Резкий свисток известил, что Он освободился, наверху над лестницей раздвинулись створки, громадные, как ворота гаража. Переступив порог, я увидел широкий коридор, вдоль которого за сеткой стояла стационарная вычислительная машина, собранная из стандартных блоков с квадратиками "дважды два", с фотоглазами, ртами-рупорами и с частоколом ушей. А под ними бежала-бежала, мерцая, световая лента из нулей-нулей-нулей...
Длиннющий коридор тянулся бесконечно, исчезая в сумраке и справа и слева. Я остановился в недоумении, не зная, куда повернуть, и тут рты-рупоры загудели разом:
-- Ты хотел видеть меня, агрегат, смонтированный из органики. Смотри! Аксиом Великий перед тобой.
Рупоры заговорили разом во всю длину коридора, и каждое слово дополнялось раскатистым эхом: "ом-ом-омммм... ий-ий-иййййй..."
"Ну-ну! -- подумал я.-- Так это и есть Аксиом! Он -- машина. Правду сказали мне восьдеинулевики: "Он создал нас по своему образу и подобию". А я не поверил тогда".
И припомнилось, меня предупреждали же перед вылетом, что на Кароп находился завод машин марки "Дважды два". Видимо, среди них была и машина-память высокого класса с самопрограммированием. Подобным киберам всегда дают критерий: "Что есть хорошо и что есть плохо". Помнить хорошо, забывать плохо, считать хорошо, ошибаться плохо... Кту машину, надо полагать, тоже бросили за ненадобностью, но не учли, что она была еще и саморемонтирующаяся. И, оставленная без присмотра, она починила себя, восстановила завод, наладила монтаж исследовательских машин "по своему образу и подобию", организовала всю эту бессмысленную возню по накоплению никому не нужных сведений.
-- Кураторы доложили мне, что ты уклоняешься от исследования, -загудели рупоры.
Я подождал, пока эхо замерло в глубине коридора.
-- Ваши кураторы не понимают, как коротка жизнь человека. Мне пятьдесят два года. В среднем люди живут около семидесяти.
-- Не беспокойся,-- прогудел коридор.-- Ты проживешь достаточно. Научные силы моей планеты сумеют продлить твою жизнь на любой заданный срок. Уже установлено, что тебе необходим газообразный кислород, который ты всасываешь через разговорное отверстие каждые три-четыре секунды. Уменьшив концентрацию всесжигающего кислорода в тысячу раз, мы продлим твою жизнь в тысячу раз. Установлено также, что питательные трубочки внутри твоего тела засоряются нерастворимыми солями кальция. Мы их прочистим крепким раствором соляной кислоты. Установлено также, что среда -- ерунда, у тебя есть биопрограмма, записанная на фосфорнокислых цепях, и в ней отмечен срок жизни. Мы найдем летальный ген и отщепим его во всех клетках. Установлено также, что твой головной блок, так называемый "мозг", отключается после шестнадцати часов работы. Мы будет выключать его через одну минуту, и ты проживешь в тысячу раз больше. Кроме того, установлено, что, получив задание с критерием "интересно", ты можешь обходиться без выключения. Видишь, как много сделали мы за короткий срок. Мы, Аксиом всезнающий, мы знаем все...
И тут я не выдержал: расхохотался самым неприличным образом. Оказывается, это болтающее книгохранилище, этот коридор бараньих лбов, это кладбище сведений помнило все, но нисколько не умело рассуждать. Оно списало дубовые умозаключения девяти-нулевых Ва, Вс и прочих и, даже не сравнив их, не заметив противоречий, выдавало мне подряд. Аксиом действительно знал все... что знали его подчиненные, ни на йоту больше.
