— Чтобы я провела тебя к выходу.
— Понятно… — все-таки старик его не бросил. Через внучку, а отпустит. Лучше бы не звал. Спал бы он на своем ложе. Или летал над Но-Омом. Один. — Мы… Мы полетим?
— Полетим, — согласно кивнула Надежда. — Ты уже научился, я знаю.
— Откуда? Видела?
— Сейчас вижу.
Интересно, в чем эта видимость проявляется? И всякому ли видна, или только ей, неведомой внучке неведомого старика?
— Тогда… Тогда сейчас?
— Нет. Синь-звезда еще не взошла. Она поможет полету. Без нее тяжело, особенно тебе.
Иеро обрадовался, хотя радоваться было совершенно нечему. Пребывание здесь таило опасность. Нет, не таило, выказывало совершенно откровенно. Убираться надо, и поскорее! Неужели он подвергает себя риску только потому, что ему нравится Надежда? Вот она, ловушка молодости, о которой столько предупреждали в семинарии. Свойство естественное, но сколько от него помех общественному служению!
— А волосатые ревуны? Ты не знаешь, где они?
— Охраняют пути к выходу. Ищут тебя. В поселке. В каменоломне. У огненных Гор, — отвечала Надежда коротко, скупо, и потому он не решился расспросить, что за каменоломня такая. Да и не надо ему это знать. Зато другое надо.
— Кто их послал, волосатых ревунов?
— С'Финкесс. Его тоже создал дядюшка. Только С'Финкесс был создан в плохое время, оттого и сам вышел плохим. Он восстал, а дядюшке уничтожать его жалко. Так и живем…
— Ты говоришь — тоже. А кого он еще создал? — Иеро обеспокоился, уж не мания ли величия у дядюшки. Что, если и свет, и тьму, и гадов и рыб — всех он, дядюшка.
— Меня.
Возразить нечего.
— Но С'финкнесс — что, сын твоего дядюшки? Или внук?
— Он — его копия. Точно, как дядюшка. Только бралась копия в дурную минуту. А С'финкнесс наделал копий с себя, и теперь они все на одно лицо. Лоны.
О лонах Иеро знал понаслышке — Универсальная Кандианская Церковь считала творение копий актом запретным, богохульственным, и семинаристы не учили ни заклинаний, ни деталей процесса.
Выходит — темные Мастера — это лоны дядюшки? Потому-то все они на одно лицо!
Но мастер С'Видлер не очень-то напоминал своего создателя. Хотя — он ошибся, употребив слово «все». Возможно, лишь некоторые из Темных Мастеров были Лонами дядюшки С'Мирна. Причем — разного возраста!
Он посмотрел на небо, ища Синь-Звезду. Но небо было плотным, непросветным. поди, и солнцу-то не пробиться, где уж Синь-Звезде.
Быть может, на нее сердцем смотрят, не глазами.
Молчать было неловко, но неловко только ему. Девушка же безмятежно стояла рядом, смотря вдаль, на озеро. Вроде бодрствует, а вроде и спит. Спящая красавица.
Он услышал шум. Теперь он был иной — к нему крались.
Иеро встрепенулся, готовясь к схватке.
— Это всего лишь волосатые ревуны, — сказала девушка, успокаивая.
— Скоро… Скоро взойдет Синь-Звезда?
— Да.
Что значит «да»? Через склянку? Четверти склянки — и то хватит, чтобы ревуны приступили к пиршеству.
Ну, нет, он им запросто не дастся. Меч хорош, и сам он неплох. С одним-двумя справится.
Их было трое. Волосатые ревуны среди лемутов отличались наибольшей свирепостью. И свирепость подкреплялась жестоким, беспощадным умом и могучей, почти несокрушимой силою.
Все надежды Иеро были в слове «почти».
Меч против моргенштерна? Штука спорная. В чьих руках меч, вот что важно.
Но меч против трех моргенштернов…
Девушка спокойно посмотрела на приближающихся врагов.
Но были ли они врагами и для нее? Мысль обожгла Иеро. вдруг они заодно — Надежда и лемуты?
Когда ревуны приблизились на расстояние трех прыжков, девушка подняла руку.
Сигнал?
— Уходите, — сказала она.
Самый крупный лемут — в темноте они все казались просто огромными — рассмеялся, по-человечески рассмеялся. Нехорошо. Глумливо.
Иеро почувствовал, как закипает кровь. Меч, он дорогого стоит в умелой руке.
А сейчас — он чувствовал — в нем проснулся опыт воинов, тысячелетиями бившихся с врагами. И побеждавшими их, иначе бы Иеро и не жил.
Путь только приблизится ближе.
Лемуты не испугались, приблизились. А зря.
Словно огненная сеть пала на них, тяжелая, крупноячеистая. Они вспыхнули так, словно были созданы не из мяса и костей, а из легчайшего тополиного пуха. Вспыхнули и сгорели, оставив после себя пепел, который еще несколько мгновений светился голубоватым светом, а затем погас.
— Дядюшка жалеет их. Я — нет, — ровным голосом сказала Надежда.
Иеро удержался от вопроса. Ясно, она их спалила. Какой же мощью нужно обладать, чтобы обратить здоровенных лемутов в пепел. Пусть не лемутов, а их ментальную сущность. Похоже, не он ее может оберечь, напротив. Берегиня, всплыло в памяти. Валькирия.
— Хотел бы я так уметь, — пробормотал он еле слышно. Но Надежда услышала.
— А я бы хотела перемещаться между мирами. Но моя судьба — всегда оставаться здесь.
— В Нави?
— В крошечном участке Нави.
— А если…
— Если бы я попыталась переместиться, то вспыхнула бы так же, как эти лемуты. Навь дает мне силы, Навь же и владеет мной.
Иеро стало грустно. В глубине души он надеялся, что девушка пойдет с ним — туда, в Но-Ом. Почему, с какой стати надеялся — и сам не знал. Нет, знал, в семинарии учили — симптом петуха. Все молодые особи противоположного пола для юноши обладают несравненной привлекательностью и вызывают желание обладания. Глупые, порой вредные желания. Лекарство — пост, молитва и телесные упражнения.
Слишком простое объяснение. Обидное. Сводить все к брожению жизненных соков значит обеднять человеческую природу. А человек есть создание Господа.
Только… Надежда ведь не человек. Функция, как сказал дедушка. Правду ли сказал?
Иеро гадать не стал. К другому нужно относится так, как хочешь, чтобы относились к тебе. Велико ль счастье быть функцией? Будем считать, что Надежда — человек, пока не получим бесспорных свидетельство противного.
И все-таки, все-таки… Как хорошо было бы, если бы Надежда пришла с ним в Но-Ом.
Откуда пришла, отсюда, из суб-Нави? Но если она живет только здесь, а в Яви ее нет, то…
Додумать Иеро не успел — огненная гора извергла особенно яркий язык пламени, и словно горячий ветер пронесся над Эдемом, пронесся поверху, не задевая дерев и трав но чувствовалось, дыхание жаркое, опалит.
— Взошла Синь-Звезда, — сказала девушка.
Нужно думать о ней, как о призраке, понял Иеро. Призрак существо бестелесное, потому и соблазнов пустых меньше.
— Ты готов? — спросила Надежда.
Готов ли он? К чему? К полету?
