«Это Эйлер, это Эйлер», – мысленно бормотал я напоминание, словно какую-то мантру. Обиднее его слов я ничего не слышал ни в той жизни, ни в этой, хотя много находилось охотников уязвить Ломоносова побольнее. Но то изгалялись злопыхатели и враги – этот был друг и говорил чистую правду. Будто ковырял пальцем в ране.
– Зато вы молоды, так что нет худа без добра, – с улыбкой продолжал Магазинер. – Обо мне, как видите, вспомнили раньше, а что проку? До старости мне гораздо ближе, чем вам, если я еще доживу до нее при таком-то пузе… Вот и все мое преимущество… Простите, я не нашел способа ответить на ваш вопрос, не задев вас за живое. Могу немного добавить, надеясь, что это вас как-нибудь примирит с действительностью. Вы написали трактат «О сохранении и размножении российского народа» и намеревались, насколько мы знаем, сочинить целую книгу, куда сей трактат вошел бы лишь в качестве первой главы. Это и послужило в конце концов решающим аргументом в пользу вашей кандидатуры. При прочих равных мы, как правило, отдаем предпочтение тем, кто при жизни не замыкался в границах чистой науки, ибо, согласитесь, ответственность на нас лежит колоссальная, ни на ком еще в мировой истории не лежала такая ответственность перед человечеством, как на нас…
Шлепая толстыми губами и держа наготове платочек, он сказал еще несколько выспренних и банальных фраз. Утешил, называется!
Слушай и молчи.
Лукиан СамосатскийРеальность помогает нам с грехом пополам создавать кусочек идеала.
Анатоль ФрансКогда твои большие дела, потребовавшие многих лет каторжной работы, остаются неоцененными, а главный приз ты получаешь благодаря пустячку, то поневоле чувствуешь себя оплеванным, причем в такой ситуации и сделать-то толком ничего не можешь. Приходится изображать удовольствие, раскланиваться, ковырять паркет (или что там) носком ботинка и так далее, словом, лицемерить на всю катушку. У меня это всегда получалось неважно. Говорят, встречаются извращенцы, испытывающие удовольствие от нравственных страданий, но таких больных я отправлял бы прямиком в стационар. Одним словом, Магазинер врезал мне крепко, и не будь он Эйлером, кто знает, чем бы кончилось дело. Не оценить основные мои труды, а заметить то, что мог бы накропать любой журналист, обладающий элементарной наблюдательностью и примитивным здравым смыслом, – каково?! К тому же тот трактат не был даже напечатан…
– Извините, я пойду, – прервав молчание, сказал Дьячков-Зворыкин. – Работа ждет.
– Пожалуй, и я тоже, – молвил, вставая, Шварцбах-Герц. – Заходите потом к нам, Фрол Ионович, посмотрите нашу технику. Физика физикой, биохимия биохимией, а без электроники мы бы ничего в чужом не поняли. Мы и сейчас еще… Но знаете, каждый год открываем что-нибудь новое. Увлекательнейшее поле для исследований, доложу я вам, впрочем, вы сами увидите…
– Нам пора, Карл, – напомнил Дьячков, демонстративно взглянув на часы.
– И то правда. Пора.
Они вышли, а я вдруг обнаружил, что со стола исчезла недопитая бутылка. Наверное, Магазинер незаметно прибрал ее, дабы не вводить меня в соблазн. Я решил, что лучше сдохну, чем унижусь до выклянчивания у него спиртного. Терпеть? Кто сказал, что я не могу терпеть? Я могу! Вдобавок контузия, вызванная свалившейся на меня новой информацией, уже прошла, а сегодняшний бокал произвел в голове прояснение. К чему я был готов – не знаю. Но к чему-то готов.
– Итак, – продолжил Магазинер, – вы поняли, чем мы занимаемся. Весь вопрос состоит в том, захотите ли вы присоединиться к нам добровольно и с полным пониманием как наших целей и задач, так и лежащей на нас ответственности. Мы – кнут для человечества, часто жестокий, но совершенно необходимый ему. Вы изучали историю различных человеческих обществ доэкипажных времен. Вы знаете Экипаж. Что лучше?
Детский вопрос. Всякому, если он не сумасшедший, ясно, что Экипаж лучше. Детям это известно с пеленок. Взрослые, пройдя путь сомнений, обычно приходят к тому же выводу. Но я пробурчал:
– Никто не доказал мне, что, не будь вас, человечество не смогло бы создать что-нибудь пристойное…
– Не смогло бы, – жестко ответил Магазинер, – и вы это знаете. Вам просто хочется увидеть более убедительные доказательства, чем те, что ежедневно были у вас перед глазами. Пожалуйста. Существуют математические модели развития человеческой цивилизации в предположении, что мы не вмешались бы. Подавляющее их большинство предсказывает крах, разница лишь в сроках и конкретных сценариях. Единичные модели с весьма экзотическими вводными – не предсказывают. Вам часто удавалось выиграть в лотерею?
– Я в нее не играю.
– Разумно. Вот и мы не стали играть в такую лотерею, где вероятность выигрыша крайне мала, а проигрыш означает гибель или вырождение человечества. Мы просто вмешались. Желаете ознакомиться с результатами моделирования? Пожалуйста. Хотите осудить нас? Валяйте.
Я помотал головой – не очень, впрочем, уверенно.
– Думаю, судить вас будут другие, если эта ваша авантюра…
Магазинер так весь и заколыхался медузой – ему вдруг стало ужасно весело.
– Другие – это кто? – осведомился он, отсмеявшись. – Экипаж? Ему не доложат. Капитанский Совет? Да, он имеет право выносить негласные судебные решения, но и он нас судить не станет. Если информация просочится, нас постараются просто-напросто уничтожить – быстро, решительно и всех без исключения. Одновременно попытаются завладеть чужим или уничтожить его, если завладеть не получится. Гм… между прочим, я совсем не уверен, что чужой, в каком бы состоянии он ни был, безропотно позволит убить себя. Какие могут возникнуть последствия – сами попробуйте вообразить. Если мы с его помощью успешно перемещаем астероиды массой в полмиллиарда тонн, а он и ухом не ведет, то что случится, когда начнет действовать он? Вот о чем подумайте.
Я подумал и содрогнулся. Луна, падающая на Землю, и Земля, падающая на Солнце, а над всем этим апокалипсисом – чужепланетный полуорганизм-полумашина, даже не торжествующий победу, а просто стряхнувший с себя докучную букашку… Способен ли чужой на такое? Возможно, нет, а возможно, и да. Но кто по доброй воле станет проверять?
Вчера Магазинер битый час рассказывал мне о чужом. Конечно, он всего лишь проводил ликбез, пичкая меня выжимками, однако на первый раз мне хватило. Откуда прибыл к нам чужой, оставалось неясным, вероятно, очень издалека, и не был он гуманоидом, и бесчисленные поколения его предков никогда не были гуманоидами. Эта цивилизация развивалась на планете, полностью или почти полностью покрытой водой. Никакие кистеперые рыбы не выползали на тамошние отмели – незачем им было выползать, а скорее всего, и некуда. Какие существа, резвясь в толще воды в течение сотен миллионов лет, могли развить в себе хотя бы подобие разума? Магазинер показал мне рисунок с изображением гипотетического предка чужих – страшное и странное существо, напоминающее одновременно дельфина и головоногого моллюска. А может, до появления разума чужим пришлось пройти путь длиной не в сотни миллионов, а в миллиарды лет?
Очень может быть. В земных океанах разум так и не развился, и, наверное, неспроста…
Ум за разум заходил. Как эти двоякодышащие существа учились пользоваться огнем, как развивали, скажем, металлургию? Строили на дне заполненные воздухом купола? Пускали по волнам надувные плоты с домнами? А главное, как они дошли до мысли такой – создать технологическую цивилизацию? Жизнь в воде этому, мягко говоря, не способствует – награда сомнительна, а трудности слишком велики, любой разум должен спасовать перед ними.
Значит, не любой…
Уже из этих соображений следовало, что цивилизация чужих очень древняя, и тут я полностью и безоговорочно согласился с Магазинером. Колоссально долгий путь должна была пройти она, прежде чем от поверхности океана с натугой оторвался первый летательный аппарат, прежде чем был выведен на орбиту первый искусственный спутник, прежде чем аборигены видоизменили себя, буквально слив пилота с кораблем и создав тем самым космическую расу, прежде чем они научились такому, о чем люди даже не задумывались…
Кто он, наш чужой? Соглядатай? Разведчик? Агент влияния – влияния, которого мы не замечаем по толстокожести своей? Исследователь? Свободный путешественник? Изгой?
Вопрос висел без ответа уже которое десятилетие. Чужой пребывал в странном состоянии, не имеющем аналогов в земной биологии, и не протестовал против осторожного использования его арсенала. Вероятно, он понимал, что чужие существа используют его, и не возражал: пусть, мол, балуются. Таскать с места на место сравнительно небольшие космические тела, перемещать самого чужого, осторожно исследовать его, пользоваться собранной им базой данных о людях Земли – это дозволялось. Никто пока не знал, что случится, если люди захотят большего.
