первозданной чистотой. Гловер нагнулся и провел по нему пальцем ради чистоты эксперимента, а затем продемонстрировал всем отсутствие следов грязи. Оштукатуренные белые стены местами потрескались и были расчерчены сырыми следами дождевых потеков на стыках бетонных плит. Какой-либо мебели или декора в коридоре не имелось вовсе. В кельи вели пробитые в плитах низкие арочные порталы. Никаких дверей или занавесей, дающих иллюзию уединения, не было и в помине. Внутри на холодном полу стояла простая металлическая кровать, стул и стол. Под потолком впускало внутрь немного света и свежего воздуха маленькое прямоугольное окошко. При ближайшем рассмотрении кельи больше напоминали тюремные камеры, хоть и не имели решеток.
Вульф заглянул внутрь. На прикроватном столе лежала маленькая Библия юницизма, выполненная на листах дешевой электронной бумаги. Алекс немного полистал ее и отложил в сторону, заметив под матрасом наивный детский тайник. Он залез в него и достал альбом для рисования. На его страницах нетвердой рукой были намалеваны простенькие корявые рисунки. Каждый был посвящен злоключениям двух детей: мальчика и девочки, схематично нарисованных палочками и кружками. Первый же лист навевал тоску. Малыши оказались брошены посреди серой и холодной социальной организации, а двое взрослых ушли прочь, не оборачиваясь. Девочка безутешно плакала, а мальчик утешал ее, как мог. Вокруг них вились безликие чужие тени. Вершители их судеб. Ребят определили в сиротский приют. Они влились в толпу таких же одиноких, преисполненных злобы детей, но все же, к своему несчастью, они отличались от всех прочих. Их линии, черты и грани были грубее. Проще. У остальных малышей имелось больше деталей, пускай и не самых привлекательных. Те чувствовали различия и вычленили из стаи белых ворон. Новеньким, по давней традиции замкнутых социальных групп, устроили темную. Девочка забилась в угол, но мальчик стоял стеной на пути невзгод, защищая, оберегая ее и стойко принимая удары судьбы. К великому счастью ребят, мучения не продлились долго. Настала пора программ по социализации. Новые страницы альбома превратились в листопад приемных семей. Под фигурками стали появляться подписи, выведенные крупными печатными буквами. «Мама», «папа», «братик», «я». На каждом новом рисунке рядом со взрослыми все чаще был нацарапан неосознанный знак вопроса. Приемные родители преображались то в зомби, то в вампиров, то в оборотней. Чудовища окружали их. Братик же приобрел черты рыцаря у подножия высокой башни, на вершине которой скрывалась принцесса. В конечном итоге они оказались в приюте церкви «Единения». Снова влились в большую группу детей, но теперь они казались идентичными. Вульф не мог отыскать мальчика и девочку. Сироты, собравшиеся для молитвы в церкви, напоминали двоичный код. Палочки и кружочки. Единицы и нули. Последний рисунок изображал странный обряд. Головы детей были покрыты шлемами нейроинтерфейсов и соединены проводами в единую цепь. Общий шнур вел к церковному проповеднику, воздевшему вверх руки. Из его пальцев били лучи, пронзавшие небеса. Эти лучи возносились к околоземным спутникам, составлявшим паутину инфосети. Под рисунком была короткая подпись. «Бог».
Вульф отложил альбом. В навалившейся тишине он услышал мужские голоса. Алекс затих. Снаружи кто-то разговаривал. Слов было не разобрать, а потому он резко встал, пододвинул к окну металлический стол, забрался на него с ногами и подтянулся поближе. Высунуть голову в форточку не представлялось возможным. Она была крошечной – сущая бойница – и располагалась слишком высоко.
Разговаривали двое. Один был хорошо знаком. Второго он слышал лишь единожды в подвале церкви «Единения» из сна Банни при первом погружении в хост.
– Вам часто снятся кошмары, Пейтон?
– Нет. Я не запоминаю сны.
– Как иронично. Творец снов не способен оценить свои творения, – мужчина вздохнул. – А вот меня они мучают каждый божий день. С тех самых пор в Арктике. Они преследуют меня. Эти башни из трупов.
Пейтон недовольно одернул его:
– Вы для этого меня вызвали, Торн? Поговорить о кошмарах? Вы не слишком-то осторожны. Тем более что патриархат «Единения» и наши наниматели кардинально разошлись во взглядах за последнее время. Я мало похож на верующего. Мой визит может вызвать подозрения.
– Плевать! Скоро все закончится.
– Для вас, возможно. Я же продолжу играть свою роль. Отступать уже слишком поздно.
– У меня к вам небольшая просьба. После того как я выполню свою миссию, пришлите сюда Беккера и спасите тех, кто выживет. Эти дети. То, для чего они предназначены. Это против человеческой природы.
– В чем их предназначение, Торн?
– О! Вы увидите! Я послал отчет в разведывательное управление. Изначально планировалось, что мы будем готовить в приютах сновидцев для проекта «Морфей». После того как на престол взошел епископ Лоуренс, все контакты с РУ оборвались. Он настоящий фанатик. Даже сенатор Роген проникся.
– Святой Билл? Паттерсон рассказывал о нем.
– Так или иначе, под давлением Лоуренса патриархат изменил свой курс.
– Настоящих буйных мало, вот и не было вождя. Посмотрим, как долго продлится это соперничество.
– Пока борются властолюбцы, невинные страдают. Я освобожу несчастных сироток и освобожусь сам. Это будет милосердием. Остальным поможете вы. Обещайте мне, Пейтон.
– Я найду детям достойное применение. Обещаю. Мы о них позаботимся. Хороших сновидцев всегда не хватает.
– Спасибо, Пейтон. Спасибо! Мой путь почти завершен, и лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас.
Пейтон не ответил. Голоса стихли.
Вульф спрыгнул на пол и вышел в коридор, где остальные психонавты искали проход дальше в глубины кошмара сновидицы.
Орье молча собирала на полу мозаику из керамических плиток, разбросанных по кельям приюта. Орнамент складывался в странную фигуру: три круга, заключенные в один большой круг.
– Символ церкви «Единения», – констатировал Вульф. – Что он означает?
Стейнбек подошел ближе:
– Он олицетворяет один из самых распространенных на нашей планете принципов триединства. Одни говорят, что это прошлое, настоящее и будущее, объединенные кольцом вечности. Для других ближе пояснение о религии, знании и искусстве в круге человеческой культуры. Этот символ многозначителен и встречался на протяжении всей нашей цивилизации то тут, то там. От крестоносцев и китайского Храма Неба до древнерусской иконографии.
– Поэтому этот древний знак был выбран символом глобального единения человечества, – пробормотала Жюли, не отрываясь от своего занятия.
– В пекло этих малахольных! – выругался Гловер. – Пора закончить дело!
Орье вставила в мозаику последний сегмент и поднялась на ноги.
– Встаньте в круг, – приказала она, – и возьмемся за руки.
– Хороводы водить будем? – съязвил Гловер.
– Да, Артур. Мы будем водить чертовы хороводы, а теперь заткнись и делай, что говорят, – Орье была явно на взводе.
– Извините, – пробормотал Гловер. – Просто боязно до усрачки.
– Мы все устали, – согласился Стейнбек, – но надо продолжать двигаться вперед.
Как только психонавты сомкнули ладони, мир схлопнулся и возник
