А потом в эту крашенную-перекрашенную дверь постучится кто-то еще, и опять прозвучит призыв к "Василисочке..." и история повторится раз десять до самого утра. Будь она из категории "а", спала бы спокойно в своей каморке, успокоенная простой мыслью: если водка замерзает при 24,5 градусах ниже нуля, а студент пил до полуночи, то при температуре минус десять до утра с ним ничего не случится.
Но нашей Василисочке такая мысль не приходит, природа дала ей доброе сердце. Правда, через пару лет работы сердце это недвусмысленно намекнет на то, что оно мягкое, не железное. И то, что студенту хорошо, пенсионеру - смерть. А значит, пора уходить. Со слезами на глазах попрощается она со своими "ребятушками", со слезами придет домой, сокрушаясь, что теперь оторвана от яркой молодой жизни. Но пройдут две спокойные ночи, и теперь уже калачом маковым не заманишь ее на вахту - не то, что копеечной зарплатой.
А студенты еще не раз вспомнят у закрытой двери "свою Василису". И говорить: "Памятник таким ставить надо!"
Но не надо памятников - они статичны, в граните и бронзе легко потерять душевную теплоту, и черты Василис могут стать похожи на черты их бородавчатых товарок. Лучше бы не будить по ночам, проявить побольше чуткости, но кто из нас в двадцать лет страдает ее избытком?
Тетя Люба, дежурившая сегодня на вахте, не относилась ни к стервам, ни к Василисам. Она была из категории "б", но ушлых "б", и дружила со студентами по расчету. Расчет велся шоколадками, которые покупались у старушек на рынке возле общаг, и тем же старушкам возвращались спустя сутки. Тетя Люба страдала легкой формой диабета, и сладкое ей было противопоказано.
Взаимовыгодная торговля поблажками у этой женщины была поставлена на широкую ногу. Доходило до смешного. Годами спекулировавшие у общаг бабули знали в лицо чуть ли не всех студентов. И когда те просили: "Какую-нибудь не очень дорогую шоколадку", - спрашивали: "Любахе на вахту несешь?". Если ответ был положительный, покупателю давался самый залежалый товар, срок годности на который давно истек. Бац рассказывал, что одну шоколадку "Аленку" лично он приносил тете Любе трижды. А его сосед по секции даже пострадал из-за такой вот "разменной монеты". Он не знал, что сегодня тетя Люба сменилась и вместо нее вход в общагу охраняет настоящий монстр. Купил "Ореховый", две плиты, и остался с ними ночью на улице. Прежде чем лезть домой по балконам он выпил пива, закусил "Ореховым", а потом все утро не выходил из секционного туалета...
- Не было твоего Игорька. Вчера с утра появился - я как раз заступала, Галину Аркадьевну подменяла - а с тех пор ни слуху ни духу... - сообщила мне тетя Люба, когда я спросил ее про Баца, и как-то странно замялась.
В другой раз я не обратил бы внимания, но беспокойство за друга сделало меня более чутким. Женщина выглядела так, будто раздумывает, выложить мне какую-то дополнительную информацию или нет. Я задержался у ее конторки, заговорил о какой-то ерунде, наблюдая, как разрастаются следы сомнения на лице вахтерши.
- Вспомнила я... - прервала она, наконец, мои рассуждения на тему "до чего дерьмократы страну довели!", - сегодня с утра двое приходили. То ли армяне, то ли чечены... Игоря спрашивали, сказали, что учатся у него. И очень им встретиться надо, зачет сдать.
- Больше ничего не спрашивали? - я внимательно всматривался в лицо женщины.
- Ничего. Вот те крест! - ни к месту побожилась она, и это возбудило во мне новые подозрения.
Вполне вероятно, что те двое посулили ей что-то, а, может, и пригрозили. Как говорится, или Верещагин возьмет мзду, или мы дадим ему мзды! Мне хотелось узнать, о чем же она говорила с визитерами.
- А они не спрашивали, где живет родня Игоря, как ее найти?
- Нет, что ты. Да я и не знаю.
Возможно, так оно и было. Но если нет... с Игорем могла случиться беда.
Я изо всех сил пытался уловить хоть что-то на лице тети Любы. Но оно было угодливо-непроницаемым. Я прикрыл глаза, стараясь посмотреть на нее, как недавно смотрел на Мея. Увидеть ее защитный кокон, оглядеть энергетическую структуру. Может, это даст ответ. Ничего не получилось. Нет, линии я увидел, они проступили сквозь обычный мир так быстро, как никогда раньше. Но несомненный прогресс не обрадовал меня, потому что сейчас от моего умения не было проку. Я разглядывал мутные желтоватые токи чужой силы, достаточно мощные, чтобы сделать вывод - на своем месте тетя Люба просидит еще очень долго. Я мог прикоснуться к ним и взять часть из них, но не хотел поддаваться соблазну. А потом меня посетила простая мысль: "В последний месяц у нас с Меем установилась почти телепатическая связь. Я угадывал его желания и мысли, чувствовал, где он сейчас находится. Что если это происходило потому, что я тянул из него силы?"
Я перевел разговор на очередную ничего не значащую тему. Тетя Люба тут же расслабилась и позволила увлечь себя трепотней о ценах и телесериалах. Вскоре от меня требовалось только слушать. Мимо проходили люди, бросали свои "здравствуйте, я в 315-ю", оставляли документы. А я пытался сконцентрироваться на маленькой воронке, которой потянулся к женщине. Мини-вихрь коснулся ее кокона и потянул сразу ворох нитей, будто я влез рукой в паутину.
На меня хлынул поток чужих чувств и эмоций, настолько ошеломляющий, что я едва не был смыт им. Но нашел в себе силы отвлечься. Я ощутил, как воспринимает мир тетя Люба - в столь сложной и противоречивой гамме, которая, пожалуй, сознательно не воспринималась и ей самой. Это было как влезть в чужую одежду - местами давит, местами колит, кое-где ощущаешь непривычную свободу. В целом жутко неудобно, но как-то очень остро и весело. Но все это оставалось на уровне ощущений, причем почти телесных. Узнать мысли тети Любы я не мог.
Я отсек все лишние линии кармы, оставив лишь тонкий ручеек, медленно сочившийся по моему щупальцу. Он позволял поддерживать контакт и подпитывал меня, но вряд ле мог нанести ей серьезный урон. Я искал зацепку, обшаривая своими новыми органами чувств ее кокон вдоль и поперек. Нашел несколько дыр - две напротив почек и одну у правого колена.
- Почки-то побаливают? - Неожиданно для самого себя спросил я, прервав ее рассказ о том, что соседи за стеной завели пианино и вот уже третий год подряд разучивают ламбаду. Против самой песни тетя Люба ничего не имела, поскольку была фанатом латиноамериканских сериалов. Но соседи почему-то играли исключительно по выходным в час ночи, что порой пугало одинокую женщину. В отместку она даже решила подкопить денег и купить французский рожок. По ее информации, штука эта была достаточно громкой и при недостатке музыкального образования - а у тети Любы его не было вообще - способна была отвадить от ламбады кого угодно.
