Чиж хмурился, поглядывая то перед собой, то на Стасю. Та тяжело дышала и теряла кровь — суспензия не помогала, наночипы не справлялись с объемом раневой поверхности. Женщину кидало в липкий, противный пот и дрожь.
— Ей нужен отдых! — не выдержал парень.
— Я смогу! — скрипнула зубами и осела, опровергая собственное утверждение. Смириться с мыслью, что Тео прав было трудно, но настаивать — преступно. Сейчас она обуза, а не помощник, и пока возятся с ней, стоит дело, ребята подвергаются опасности. — Уходите. Вам нужно пробраться в водосборник и климатический отдел. Они рядом. Чиж знает где, проведет, — сообщила присевшему перед ней капитану.
— Зачем?
— Нужно очистить воду и запрограммировать ее на положительные проявления. Она уже очистит психику людей и всю планету. Нужно помочь этому миру, чтобы обезопасить свой. Вода, капитан, ты же знаешь ее свойства.
Вит пристально уставился на женщину:
— Что узнала?
— Эксперимент. Доктор Локтен — прототип Теофила Локлей в этом мире. Он дал свои клетки моему прототипу. Снятую голограмму информации с воды из пробных капель моей крови… вот, — вытащила из кармана капсулу, протянула мужчине, но тот лишь мазнул равнодушным взглядом по овалу голубоватого стекла и вновь уставился на Стасю. — Это моя проба. Он собирался отправить ее в исток и тем… Фракталы, аттракторы… Сложи сам…
Мужчина нахмурился, покосился на товарищей. Кир повел плечами, давая понять — худо. Дон насупился, лицо стало как у идущего в последний бой.
— Наши должны знать… Оуроборо… они в курсе, уверена. Локтен постарается воздействовать на суть энергоинформационной структуры людей, пытаясь получить власть не только над человечеством своего мира, над будущим… над всеми мирами, включая наш. Перекосы поэтому… Понимаешь? Нельзя допустить проникновение в исток его фракций, а у него есть еще пробы моей крови.
— Она сильнее…
— Не факт, Вит. Его голограмма с информационной голограммой моего прототипа — детей этого мира, черного, гнилого до основания. Он разрушает себя, как раковые клетки, но не желает гибнуть один, а хочет утянуть с собой другие реальности, далеко не тупиковые ветки. Сами они в исток не проберутся, но с помощью моей крови — могут. Вит… ты должен… где вы были, черт вас дери!…
И поняла: капитан расстроен, но не удивлен. Он знал, он предполагал, он ожидал нечто подобное.
— Почему же молчал?
— Факты и предположение — разные вещи.
— Не то, — уставилась на него тяжело, холодея от понимания, что сыграла роль и двойного агента, и крючка и наживки. — Я?…
— Ты.
Стася мгновенно замерзла от мысли, что стала в истоке преобразования, каким-то невообразимым образом повлияв на ход событий ни одного мира — миров. А если — причиной гибели?
Ее скрутило.
Тео хмуро косился то на мужчин, то на нее, пытаясь понять суть разговора, причину гнетущего настроения товарищей Стаси, и не мог, что-то никак не укладывалось в голове, не складывалось в четкую логическую цепочку. А может, не хватало знаний?
— Почему я? — прохрипела Русанова. Вит пожал плечами.
— Так получилось, что именно твои клетки при клонировании дали положительный результат.
— Почему?
— Я не ученый. Им и то неясно — отчего. Но тот, кто стоит в истоке, может стать в финале. Закон аттрактора — как бы долго не длился цикл — он завершиться. Движение фракталов, дойдя до пика, пойдет по нисходящей. Что и началось.
— Этого нельзя допустить.
— Согласен.
— Тогда меня нельзя было отправлять сюда.
— Вопрос. Ты же понимаешь теперь, что суть вещей порой сильно отличается от того, что мы о ней думаем. И даже сама смерть не является ни смертью, ни ирреальностью, ни положительным или отрицательным случаем. Есть закономерность и факт неизбежности. Но всегда есть шанс пойти на следующий виток.
— И тот, кто встал в истоке первого, может встать в исток второго?
Вит неопределенно повел плечами:
— Ребята этим и занимаются — анализируют все полученные данные. Так что впустую мы в любом случае не погуляли.
— Зачем же отправили вслепую и что дальше?
— Не знаю, но ты знаешь.
Зрачки женщины стали огромными от догадки: эффект бабочки — а она и есть — бабочка. Махни «крылом» и…
Но как жить с этим, как теперь жить вообще с подобным грузом ответственности? Ведь каждый вдох и выдох, каждая мысль может повлечь за собой глобальные изменения, которые мозг рядового человека просто не в состоянии рассчитать. И умереть нельзя, невозможно, опасно, чревато для всех.
— Почему я? Почему я?!!
— Это и пытались выяснить. В частности, — буркнул Дон.
— О чем речь? — вклинился, наконец, Тео. Стася уставилась на него и вдруг подумала: два человека и три робота — неспроста. Ее послали сюда с теми, чья смерть ничего не изменит, пробы будут нулевыми, непригодными к любым манипуляциям, мертвыми изначально. И так же неспроста группу раскидало — интеллект искусственный собрав вместе, но разделив с естественным. И уже он — она, Станислава, встретила Чижа — человека, любимого. Она и он, он и она, а больше никого, и словно никого быть не должно. Теофил перечеркнут Филом, а метания, сомнения на счет Чижа отринуты, забыты.
Любовь. Она не может быть плохой или хорошей, как не может убивать. Она творит, исправляет, рождает и возрождает. Она — главный фрактал Истока, суть торсионного поля и высшего проявления сути человеческой. Она творит и мир и человека, ее отсутствие губит и убивает, превращает живое в мертвое.
Любовь. Чтобы не было, как бы не сошлось и не случилось — это движение «крыла» свято и навредить не может.
Стася сжала капсулу в кулак, набираясь сил, чтобы подняться. Цель остается прежней. Пусть она не сможет забрать Тео к себе, но она может подарить ему другой мир, пусть на миг, но сделать истинно счастливым, отправить в полет к свету, свободным, нужным, любимым. Пусть на миг, пусть. Но света и тепла от этого мгновения хватит и ему и его детям, и тем людям, что заразятся вирусом любви, а не ненависти, свободы, а не безволия, благородства, а не алчности и гордыни, влекущей вниз, во тьму и удушливость пороков — детей низших энергий.
— Я люблю тебя, — прикоснулась к щеке и потянулась к губам, забыв о своих товарищах. В тот миг, когда губы Стаси коснулись губ Чижа, капсула раскрылась, вонзив острие щупа в кожу пальца, пробивая ее насквозь. И вошел в рану, выпрыснув каплю в кровь.
Зрачки Стаси расширились и застыли. Тело онемело и словно растворилось то ли в поцелуе, то ли в мареве поплывших картинок — бреда ли, яви — не разберешь.
Пробы оказались пустыми. Химический состав был сродни амортизационной жидкости адаптированной и максимально приближенной по соединениям к человеческой крови. Но это была не кровь.
