А будет ли она к тому времени ему женой — этого мы не знаем.
Об этом он, кажется, ещё не мечтал.
IX
— Доча, — сказал папа. — Мне очень трудно... но твой друг...
— Виталька не виноват!
Она замолчала. Позади отца стоял дядя Фермонт. И улыбался. И точно также улыбался отец. Юлька с ужасом огляделась и увидела то, чего не замечала раньше.
Отец небрит и давно не мылся. Одежда засалена. В углу свалена кучка гнилой соломы. И вонь. Вонь, через которую пробивается запах фиалок.
— Если пробыть здесь дольше, — сказал Фермонт. — Ты перестанешь замечать этот запах. Ты привыкнешь, девочка. Я привык. Твой отец... он тоже постепенно привыкнет. Я тебе обещаю.
— Вы врете! — закричала Юлька. — Вы когда говорите, всегда врете! Папа, папа, очнись! Пожалуйста! Папа! Па-па!
X
— Он не виноват! — Юлька вскочила. — Он всего лишь мальчик! Как он мог это сделать?!
— Ваше Высочество, прошу вас не вмешиваться! — повысил голос распорядитель. — Вызываю свидетеля обвинения, — торжественно объявил он. — Редкозуб-младший!
Кто? — не поняла Юлька. Неужели чародей решил сам обвинить Витальку?
— Да, Ваша честь, — сказал свидетель тонким от волнения голосом. — Это я.
Был он немного старше Витальки — года на полтора, высокий для своих лет и очень серьезный. Взрослые хвалили его за внимание и усидчивость.
Это был Колька. Юлька вспомнила, как он помогал ей обыграть Витальку в шашки, а потом показывал в микроскопе муху. Муха шевелила лапками — было страшно на нее смотреть и очень здорово.
— Предатель! — сказал Виталька громко. — Гнида!
Колька молчал. А потом заговорил.
XI
— А как же мальчик избавился от тел? — спросил судья.
— Он их съел, Ваша Честь, — сказал Фермонт.
— Убедительно, — сказал наконец судья. Лицо у него было такое, словно он сейчас заплачет. — Конечно... я понимаю. Растущий организм... мальчику... полноценное питание... вина общества...
— Его нужно казнить, — сказал дядя Фермонт. — Чтобы он еще кого-нибудь не съел.
— Казнить? — сказал судья дрожащим голосом. — Да-да, конечно, его нужно казнить...
— Нет! — закричала Юлька. — Нет! Нельзя! Он ни в чем не виноват!
По лицу судьи потекли слезы.
— Что же ты со мной делаешь, девочка? — он размахнулся и ударил молотком так, что это прозвучало, как выстрел.
— Самое замечательное, — сказало чудовище Юльке. — Что я никогда не вру. Мне просто незачем. Люди за меня все делают сами.
XII
— Это шаггурт. Настоящий шаггурт. Я чувствую его, — чародей потянул носом воздух. — Фиалка? Очень интересно. Странное дело, они всегда пахнут цветами.
— Но почему я его вижу? — спросила Юлька. — И вижу, что он делает! А остальные — нет. Они как слепые. Как куклы. Делают все, что он захочет...
Чародей склонил голову к левому плечу, и стал похож на старую птицу.
— Потому что вы наказаны, Ваше Высочество. Именно поэтому вы видите его истинный облик. Помните, что грозит нарушителю запретов? — сказал Филин-Редкозуб. — Не трогать единорога, не кормить животных, не поить кащея...
— Но я...
— Не жалеть шаггурта, — безжалостно продолжил Редкозуб. — Карается...
Юлька замерла.
— Чем карается? Чем?!
Редкозуб помолчал.
— Знанием, — сказал он наконец. — Знанием, девочка. Теперь ты понимаешь?
XIII
Как убить шаггурта?
— Марина, — позвал папа. — Марина!
Папа ходит по комнате, натыкаясь на вещи, и зовет маму. Он больше ничего не видит. У него седая борода, которую никто не расчесывает и седые волосы, которые никто не стрижет. Он болен.
XIV
Во рву — черная вода. И там кто-то шевелится. Иногда вверх взметаются черные щупальца. Вместо прозрачной ключевой воды и золотых рыбок. Хрустальный мост превратился в каменный. В корнях охранного дерева живут двухголовые змеи.
На небе исчезают звезды. Потом останутся только темные пятна.
На ветвях деревьев сидят откормленные черные вороны.
XV
— Я буду сражаться, — сказал серый кот. — Я спасу вас, моя принцесса!
— Ты болен, — сказала Юлька, посмотрев на него. — И не можешь драться.
— Я плохо слышу, это правда, — ответил Серый Рыцарь. — И левый глаз ничего не видит. Это тоже правда. Но мои когти и зубы ещё при мне. И моя честь тоже. Поэтому я буду сражаться. Нет ничего выше чести. Даже сливки... нет, даже они... Ради сливок я живу, а ради чести — умру.
— Я не хочу, чтобы ты умер, — сказала Юлька и заплакала. Папа, мама, Виталька, Колька — все они уходили от неё.
— Я знаю, — сказал кот. — Но если не будет чести — не будет и меня, Ваше Высочество. Неужели вы хотите любить пустое место?
— Ты погибнешь, — сказал призрак Витальки. Он возник из ниоткуда — в куртке из желтой кожи, в летном шлеме и в круглых очках. Руки у него были в перчатках до локтя.
Сейчас он был очень похож на своего отца.
— Но ты погибнешь с честью, — продолжал Виталька, подняв голову. — Можно с тобой?
Серый Рыцарь помолчал. Потом встал и поклонился Витальке — как равный равному.
— Сочту за честь, мессир.
— Я с вами, — сказал Редкозуб, похожий на филина. — Я все-таки, ещё чародей.
XVI
Давным-давно, в замке, называемом Роза-на-Скале, жили король с королевой, и была у них маленькая дочка.
И было у них все хорошо.
1
Ноги под дерн не поместились. Пришлось рубить ветки и закидывать сверху. Теперь лежат, как медведи в берлоге. Мама и три детеныша. Обнялись и ждут весны. Капрал разве что лапу не сосет.
— Муау!
Я говорю: подожди, девочка. Еще немного. Папа почти закончил.
Беру еловую лапу и кидаю сверху. Потом сажусь на землю и говорю: сил моих больше нет.
...Я думал — по дороге быстрее будет. Потому что морковка опять успела проголодаться. А в деревне можно было взять молока. И нажевать с хлебом. И она бы так не орала. Лежала бы и сосала «дулю». Важная, как китайский император.
А они тут как тут — верхом. Закричали:
— Вот он, сукин сын!
Окружили и стволы наставили. Капрал сверху смотрит. Синий мундир, усы сапожной щеткой и пистоль за поясом. Он его даже доставать не стал. Видит, у меня руки заняты. До шпаги никак не дотянуться. А пистоль я в лесу выкинул. Во-первых: пороха к нему не было, я в одной рубахе из окна выскочил. Во-вторых: пистолет тяжелый, пришлось выбирать.
Я говорю:
— Вы меня, как, арестовывать будете? Или на месте порешите?
Капрал говорит:
— Посмотрим.
Морковка открыла глаза и говорит: уа-у. Таким обиженным тоном.
