— Может, поможешь? — спросил Лео.
— Не могу. Должен беречь руки.
— Наверное, ты прав, — великодушно согласился он. — Думаю, твои руки еще пригодятся на Станции.
Пока Лео занимался раскопками, я включил радиосканер и прислушался. Никаких сигналов. Сегодня Скайбо молчат. Они могут молчать месяцами — чтобы потом взорвать эфир яростным щелканьем радиомаяков, свистом кодированных сообщений, рвущихся к астероидам сквозь хаос радиопомех. Сотни станций, тысячи кораблей, разбросанных по всей Солнечной. Их движение не поддавалось никаким прогнозам. Я десятками лет пытался взломать их коды — и безуспешно. Но даже если бы я нашел ключ — что мог бы им предложить? Счастье? Счастье по-марсиански?..
Все, что я слышал, — шорох гравия и тяжелое дыхание отбракованного, роющего яму. Четверть часа спустя Лео выпрямился и, потирая спину, сказал:
— Странно… Контейнеры должны быть здесь, — он уселся на кучу камней. — Кто их мог забрать?
— Понятия не имею. Может, кто-нибудь из скаутов нашел и перепрятал? Обещаю, я узнаю, кто это сделал.
— Ну, меня это уже не касается. — Он поднялся на ноги и отряхнул комбинезон от пыли, на минуту превратившись в золотистый призрак в круге света. — Моя отбраковка закончена.
— Да, закончена.
— Ладно, Врач. Дальше я как-нибудь сам… Где они меня будут ждать?
— Двигайся вдоль берега до старого дренажа. Через два километра свернешь налево, к небольшому, плоскому холму — он там один, не ошибешься. Сразу за холмом — маяк. Включишь, и за тобой прилетит челнок. Потом…
— Ага, я знаю это место, — перебил меня Лео. — Найду с закрытыми глазами, без проблем!
Он снова лжет. Лжет и боится. Боится и лжет. Слишком много лжи скопилось на этой маленькой красной планете. Люди, живущие в подземном аду со всеми удобствами, целью жизни которых стало послушание. И Врачи, истребляющие тревоги и сомнения, как опасную заразу. Все лгут себе и друг другу. Какое будущее нас ждет?
Лео поднял голову. В луче света поляризованное стекло его гермошлема переливалось всеми цветами радуги. Красная надпись «ЛЕО» на сером фоне. Лео…
— Я помашу тебе, — пообещал он. — Когда буду пролетать над Станцией — помашу рукой.
— Спасибо, Лео.
— Ну, тогда пока, что ли… — Лео повернулся, чтобы уйти.
Шесть манипуляторов одним цепким движением стиснули его тело, а руки, человеческие руки сделали укол в затылок.
— Что за дерь… — только и успел сказать он.
Через десять секунд все было кончено. Микроконтейнер с чипом из мозга Лео улегся в нагрудный карман моего комбинезона. На станции должен быть запас — бесценная сокровищница незамысловатого людского счастья.
Манипуляторы разжались. Лео, дернувшись как ошпаренный, прыгнул, споткнулся, соскользнул на дно ямы и забился в конвульсиях.
— А-а-а! Жжет! Больно!!! — вопил он, а я спокойно ждал. Еще пять секунд. Три. Две. Одна. Все. Тело обмякло бесформенной кучей.
— Лео, вставай! Лео! — громко позвал я. — Все позади. Вставай-вставай, хватит притворяться.
Он шевельнулся, с трудом поднимаясь на ноги.
— Что за дерь… Что это было? — спросил он севшим голосом.
— Отбраковка, — ответил я и потянулся к кобуре.
Уловив мое движение, он вздрогнул и подался назад, прижавшись спиной к осыпающейся стенке. Жаль, за стеклом гермошлема не видно моей улыбки. Достав ракетницу, я бросил ее прямо в руки Лео.
— Когда доберешься до маяка, выпусти ракету. Хочу быть уверен, что ты отсюда убрался.
— Но как?.. Я… Ты… Меня… — бормотал Лео, но я уже уходил по тропинке к Станции.
— Спас… ибо… бо… бо… — голос Лео едва можно было расслышать. Помехи избавили меня от благодарности.
Правда в том, что жизнь не только временный, но и случайный дар. Чью-то можно исправить. А чью-то — нет. Я вряд ли сумею исправить все. И ты тоже, друг мой.
* * *
Три марсианских года спустя Лео вернулся. Вместе с флотом Скайбо. Все поселенцы марсианских станций были эвакуированы, некоторые — принудительно. И теперь мы, Врачи, — единственные постоянные обитатели Марса. Работы для нас почти не осталось: небольшие команды наблюдателей дежурят на станциях терраформинга вахтовым методом. Эти Скайбо, все как один — здоровые ребята и попадают в наши руки разве что со случайными травмами. Но это ведь лучше, чем никого?..
Врачи надеются, Врачи верят, Врачи знают: когда-нибудь на Марсе снова появятся люди, много людей.
Мы будем ждать столько, сколько потребуется.
Мы пригодимся людям — ведь мы умеем лечить.
Мы тоже будем счастливы.
На Марсе…
Корабль, прятавшийся в тени Фобоса, выжидал. Его яркая раскраска выглядела дико посреди черноты космоса, но не было никого, кто мог ее заметить. Тщательно рассчитанная траектория скрывала корабль от бесчисленного количества автоматических наблюдателей, расположившихся вокруг Марса.
На дисплеях, занимавших едва ли не треть стен тесной рубки, велся отсчет времени, оставшегося до наступления последнего этапа миссии.
Семь… Шесть… Пять…
Двигатели пробудились, накапливая энергию. В темноте, подсвеченные багряным светом сменявшихся цифр, блеснули глаза Ништера. Он шумно вдохнул прохладный воздух, шедший из корабельной вентиляции, и облизал пересохшие губы.
Четыре… Три… Два…
Втянув через трубочку воду из фляги, Ништер проверил крепление ремней и улыбнулся. На табло загорелась цифра «один», мигнула несколько раз, и тотчас же перегрузки вдавили пилота в кресло.
Корабль рванулся из тени на огромной, даже для межпланетных перелетов, скорости. Защитные станции обнаружили его, но на долю секунды позже того, как он нырнул в разреженную атмосферу Марса. Лазерный луч бессмысленно вспорол черную пустоту космоса. Сигнал тревоги разлетелся по остальным наблюдателям. Красная планета развернула все доступные средства наблюдения и обороны в сторону дерзкого пришельца, пытаясь предотвратить то, чего она так давно боялась.
Тем временем Ништер, сжимая ребристую рукоять джойстика, лавировал в воздушных потоках на грани допустимого. Корабль бросало из стороны в сторону и, несмотря на идеальную для входа в атмосферу форму, сжимало давлением, грозя расплющить.
Бортовой компьютер заходился в панике, отчаянно сигналя об опасности для жизни. Ништер, на лице которого вздулись вены, шумно дышал и кривил губы в отчаянной усмешке. Влагоуловители работали на полную, всасывая пот едва ли не тут же, как он выступал на лице пилота. Внутри было до того сухо, что Ништер ощущал себя в пустыне.
