Поначалу мертвому кажется весьма странным, что никто вокруг не удивляется ему – необычному пришельцу без клетки. За кого его принимают? За растяпу, позабывшего сердце дома? Или за смельчака, не боящегося опасного груза в груди? Или же…
«Главное, чтобы гость был хороший. А чем он занимается, прыгает на планеты или печет пироги – уже неважно».
Шут не печет пироги. Шут прыгает на планеты и держит свое мертвое сердце внутри. Важно ли это для тех, кто отказался от собственных сердец? И существует ли для них что-то важное?
Шут поливает клумбу. Тут, там, еще раз тут, везде, куда указывает тонкая ручка хозяйки. А потом – вон то деревцо, под самый корень. Ага, умница… На спине девушки сквозь вырез платья выглядывает крышка, привинченная к лопатке. Наверно, чтобы не уродовать круглую грудь, сердце вынули сзади. Шут сразу вспоминает королевского поэта, сказавшего, что все дамы больше беспокоятся о бюсте, чем о сердце.
– Ну, спасибо тебе, милчеловек. Кстати, как тебя зовут?
– У меня нет имени, и я не человек.
– Ладно, пускай, чем тебя отблагодарить-то? Хочешь слив или яблок? Гляди, совсем спелые…
– Спасибо, у меня нет желудка. Лучше вставь обратно свое сердце, хотя бы на минутку. Я хочу кое-что тебя спросить…
– Вот еще, ишь, чего захотел! Нет, без сердца спишь – крепче, болеешь – меньше, настроение – лучше. Держи яблоко и проваливай!
Уже на середине улицы шут отдает яблоко ребятишкам, затем снимает с дерева воздушного змея. Но попросить об ответном одолжении не успевает…
– Врача! Доктора! С Грумом что-то произошло!
– С Грумом? Со старостой?!
– Да, Вильсеф за хворостом пошел, а там… Лежит, не двигается…
Улица наполняется толпой. Звякают друг о друга клетки, громко бьются в разнобой десятки сердец. На носилках приносят старика, веки его сомкнуты, рубаха на груди вся в крови. Появляется фельдшер – коротышка в белом халате и с пульсирующим саквояжем.
– Да он мертв! – кричит коротышка после недолгого обследования.
– Как мертв?! Он что – корова?!
– Что за бред?! Мертв?! Долой такого доктора! Лучше разотрите хорошенько, вот увидите, тут же встанет!
Но Грум не встает. Когда с него стягивают рубаху, то сразу замечают – крышки нет, а пустоту внутри занимает что-то красное, пухлое, теплое и упругое…
– Какой ужас!!! Как он мог?!
– Восемьсот лет жил, не хворал, а тут бац, спятил!
– А ведь самый умный был, самый старший…
– Похоронить надо. Я в книге читал…
– Похоронить? Это как?
– Та делайте что угодно, только выньте из него эту мерзость…
* * *
Две могилы, большая и маленькая, под одним камнем. Грум Геттерфоллен, 1450–2250 г. от Дня Великого Отречения. Родился и умер с сердцем в груди. Иначе и быть не может, ведь отрекаясь от сердца, жители этого мира обретают бессмертие. Как так вышло уже никто не помнит. Нужно просто принять эту простую истину, и шут ее принимает. Мертвые гораздо легче принимают правду.
Шут сидит на траве, напротив двух могил. В обществе сумерек и тишины он вспоминает, как проходили похороны.
– Кто этот молодой человек? Такой бледный! Наверно, ему очень тяжело…
– Говорят, какой-то правнук Грума. Из горной страны. Да, издалека, где живут отшельники с сердцами внутри…
– Че ты мелешь?! Вымерли такие. Давным-давно!
– Совершенно верно! Мы с братом в прошлом году весь мир объездили. Нигде таких простофиль не осталось.
– А я говорю, псих это! Дурачок, вон на шляпу одну посмотрите. Впрочем, какая разница, пшли нового старосту выбирать…
В этом мире шут ничего не нашел. Вопросов относительно столь странной и противоречивой природы человека стало только больше. Но шут не расстраивается, мертвые не умеют расстраиваться. Зато, в отличие от живых, они умеют идти до конца. И шут встает, чтобы продолжить поиски. Отрывает бубенчик и, дунув на него, бросает в траву. Зынь, зынь – катится тот, искрясь и мерцая. Вот он становится похожим на светлячка, горящего все ярче и ярче, а потом… Это сфера, она растет, играя радужными бликами. Ее стенки вибрируют со стеклянным звоном, лишь на миг умолкая, когда шут заходит внутрь. Будто сквозь мыльную пленку.
– Прощай, Грум.
Сфера уносится к звездам, чтобы спустя миг самой стать звездой. Немногие в деревне заметили это, а кто заметил – не придал значения. Это хороший повод неспешно подумать перед сном, но никак не удивиться. Пускай сердце в клетке удивляется. Не зря же его не выбросили.
* * *
Боевая ракета подобная комете. Она вмиг разносит сферу на тысячи осколков, шут беспомощно вращается в пространстве, удерживая шляпу на голове. Взрывом его уносит к скоплению астероидов, где на одном из камней сладко нежится суккуб.
– Хочешь меня? – спрашивает она, похотливо расставляя ноги и проводя когтями по стройным бедрам.
– Так же, как кого-либо другого. – Шут медленно пролетает мимо.
– Хочешь, – улыбается суккуб длинными клыками, – все меня хотят.
Она расправляет крылья и взлетает с астероида, сверкая большими кольцами в сосках… Яркая вспышка, суккуб шипит, сгорая в лазерном огне. Шут оборачивается и видит, как на него с ревом надвигается гигантская тень. Это крейсер – громадная махина из металла, керамики и композитов. Мигают сигнальные огни вдоль бортов, из круглых иллюминаторов льется люминесцентная белизна. Вот уже можно различить многочисленные ряды заклепок, пятна космической коррозии. Щелкают и свистят клапаны, извергая струи белого пара. Из верхнего корпуса растут две мачты, их солнечные паруса сложены гармошкой. Орудийные вышки щерятся ракетами, а на носу сияют призмы мощного гиперболоида.
Со скрипом отворяется квадратный шлюз, что-то насквозь пробивает ногу шута. Гарпун. От него тянется трос прямо в темную утробу крейсера…
* * *
– Повторяем вопрос: как вам удалось выжить, когда мы уничтожили ваш аппарат ракетой?
– Повторяю ответ: я не выжил.
Их двое – капитан Глом и лейтенант Перини. Это коротышки с большими яйцевидными башками, абсолютно лысые, уши трубочками, в придачу пенсне на длинных носах. В замасленных мундирах и в армейских ботинках. Шут прикован кандалами к стулу. Стены тесной каюты покрыты узорами ржавчины и копоти. Глом задает вопрос за вопросом, с одинаковой интонацией, дикцией и шепелявостью. Перини стенографирует.
– Вы робот?
– Нет.
– Но у вас на затылке татуировка «РТ-1». Очень похоже на название модели.
– Это значит – реанимированный труп. Коэффициент развития – 1.
– А-а-а! Так вы некромашина! Это многое объясняет. А наши враги изобретательнее, чем мы думали… Вот уж действительно, хороший шпион – мертвый шпион. Во всех смыслах!
– Я не шпион.
– Ну да, ну да. Тогда зачем вы пересекли нашу границу?
