было; старший группы решил подождать, но когда «шеф» пропустил один за другим несколько ежемесячных регулярных сеансов, запаниковал и принялся действовать на свой страх и риск. Он, видишь ли, вообразил, что зафиксированный неопознанный «перенос» – это своего рода заброска «мыслящего»-диверсанта, который ликвидировал «шефа» и намерен теперь действовать против земной резидентуры пришельцев.
– И он решился со своими неподготовленными технарями выступить против такой угрозы?
– А что ему оставалось? Руководство на связь не выходит, а «чужак», то есть ты, обосновался в Москве и, судя по всему, чувствует себя вполне вольготно. Они навели справки, а когда выяснили, что гипотетический диверсант вселился в тело подростка, решили рискнуть.
Я поболтал ложечкой в чашке – чай уже остыл. Добавить, что ли, кипятку? Ладно, сойдет и так.
– Все вроде ясно. Но остается вопрос: почему десантники не решались нападать в Москве, а ждали, когда я окажусь подальше от людей? Только лишь из осторожности?
– Зришь в корень, – кивнул генерал. – Разу меется, не только. Оказывается, это связано с их методами отслеживания. Своих-то они фиксировали без всякого труда – среди «мыслящих» землян десантники выделяются, как жираф в стаде буйволов. С тобой же – дело другое. Сам факт переноса они, как я уже сказал, засекли, а потом ты как бы растворился в большом городе. Но нечто вроде отпечатка у твоего «мыслящего» все же осталось, и они могли тебя нащупать – правда, очень грубо, с точностью в несколько городских кварталов.
– Ясно! То есть когда я уезжал оттуда, где много людей…
– …ты упрощал им работу. Отсюда и выбор мест нападения. И знаешь, что самое забавное? Они так до конца и не выяснили, кто именно засланец – ты или Сергей!
– Верно, мы и живем в соседних домах, и в школе вместе, и на тренировках…
– …а когда десантники устраивали нападения, вы тоже оказывались вдвоем – и на Бештау, и на птицеферме, и в «Силикатах». Вот они и путались.
Дядя Костя сделал паузу и добавил, как мне показалось, неохотно:
– Когда мы проанализировали три этих нападения, то заподозрили нечто в этом роде. И постарались спровоцировать их на новую попытку.
Вот, значит, как! Кто бы сомневался, впрочем…
– Значит, мы были вроде сыра в мышеловке?
Генерал виновато развел руками.
– А ты чего хотел, внучок? Это война, а на войне, знаешь ли, не до церемоний. Но о безопасности мы подумали, вам ничего не угрожало. И если бы ты не сунулся к окну со своим чудо-оружием…
– А что мне было делать? – возмущаюсь я. – Я же не знал о ваших планах. Вот если бы заранее предупредили…
Генерал сощурился.
– И ты бы согласился, чтобы твои друзья так рисковали?
– Ну, не знаю…
– Вот то-то и оно. – Он отодвинул чашку. – Ф-фух, больше не лезет, лопну… Ты вот что: винтовочку свою показал бы как-нибудь? Толик с Кармен мне уже все уши о ней прожужжали, любопытно, что это за чудо-оружие такое?
– Да, конечно, – киваю я. – Только почему «как-нибудь»? Она здесь, в моей сумке, разобранная. Нести?
– Валяй.
На цыпочках, чтобы не разбудить Аста, захожу в спальню, извлекаю из-под кровати сверток. На сборку «покемонгана» уходит не больше минуты.
– Вот, смотрите. Я с собой ее взял, потому что опасался – вдруг отцу вздумается в чехол заглянуть, а там только гладкий сменный ствол да железяки напиханы. Вообразит ведь невесть что, с ума сойдет…
Кривлю душой, разумеется – оружие я сюда перевез совсем с другими целями. И, кстати, любопытно, почему у меня его до сих пор не конфисковали?
Дядя Костя вертит бывший «ижак» в руках, поднимает к плечу, целится куда-то в темень. Потом переламывает затвор, заглядывает в ствол и одобрительно цокает языком.
– Молодец, в порядке оружие содержишь. Это, значит, ты сам сваял, из Саниного подарка?
Саней он называет моего родного деда, своего брата.
– Да… в некотором роде.
– Что ж, толково. Надо будет документик тебе на него состряпать как на спортивное оружие. Мало ли, пригодится?
– Спортивное? – не скрываю я удивления. – Так я же не занимаюсь стрельбой…
– Теперь займешься. И удостоверение сделаем, и разрешение на оружие, не проблема. Как она в деле, кстати?
– Удобная, – говорю. – И бой приличный. Я в того, на заборе, куда целил, туда и попал – в бедро, чуть выше колена.
– Сделано вроде аккуратно… – Он еще раз клацнул затвором. – А хочешь, я отдам нашим оружейникам? Доработают малость, то се…
– Конечно, – говорю с энтузиазмом. – Я даже прикидывал, что надо сделать. Давайте набросаю, а они посмотрят…
Генерал с удивлением смотрит на меня и подо двигает блокнот с карандашом.
Ну все, не спать мне сегодня…
31 марта 1979 года.
Москва.
Последний день каникул
Гроб беззвучно опустился в черную с осыпающимися краями яму. Ни траурных лент, ни канатов, перевитых красными и черными шнурами, – обычные веревки в трясущихся руках запойных работяг. Четверо стоящих возле могилы одинаковыми движениями вытащили из-за отворотов пальто и курток пистолеты, оттянули затворы. Негромко хлопнул залп салюта – видимо, в магазинах были холостые патроны, потому что гильзы, как это положено при стрельбе боевыми, не вылетели. С голых берез снялась с пронзительным карканьем стайка ворон. Четверо передернули затворы – новый залп, карканье, хлопанье черных крыльев. И еще раз.
Ваганьковские гробокопатели смотрели на этот ритуал равнодушно, опершись на лопаты – спасибо, хоть папироски попрятали в кулаки. Здесь давным-давно разучились удивляться и задавать лишние вопросы. Тем более таким серьезным людям.
Один из четверых подал знак, и лопаты дружно замелькали, обрушивая на крышку гроба комья оттаявшей земли вперемешку со снегом. Другой – вернее другая, смуглая, латиноамериканской наружности девушка, – присела на корточки и стала снимать мешковину с каменной плиты, дожидающейся своего часа на дощатом поддоне-волокуше.
– Ну, вот и все, Женя. Как там сказано в одной не самой глупой книге, «пусть мертвые хоронят своих мертвецов».
Дядя Костя надвинул на лоб каракулевую шапку-пирожок, типичный головной убор советских, выше среднего ранга, номенклатурщиков, прославленный на весь мир дорогим Леонидом Ильичом.
– Поехали-ка ко мне, пообедаем. Родители твои сейчас все равно на работе, а к вечеру я тебя домой отвезу, не переживай.
Я кивнул – говорить не хотелось – и пошел вслед за ним, к выходу с кладбища, где на стоянке, покрытой грязным весенним снегом, ждала его «Волга».
С «конспиративной дачи» мы уехали рано утром – на часах не было и восьми. Погрузились уже в знакомый микроавтобус с задернутыми шторками и засопели потихоньку в пропахшем бензином и машинном маслом тепле салона, добирая часы сна. Дорога не заняла много
