— Утром разберемся. Я с матерью когда-то катался на катере, этот по звуку такой же. Я вот сейчас там стоял, смотрел в пустоту и думал: как напрасно прошла жизнь. Марта. У меня не было веры…
— Милый, по-моему, сейчас не самое подходящее время подводить итоги жизни. Лучше это сделать среди дня и лет через двадцать.
— Нет, Марта, послушай. Я знаю, у меня склонность к фантазии, к самоанализу, но…
Она неожиданно рассмеялась. Потом села на постели, зевнула и сказала:
— Насколько я помню, ты меньше всех был склонен копаться в себе, и я всегда радовалась, что твое воображение гораздо прозаичнее моего. Продолжай и впредь питать иллюзии о себе — это признак юности.
Седая Борода прильнул к ней и взял за руку.
— Ты удивительное создание, Марта. Иногда я смотрю на тебя и думаю: могут ли вообще два человека знать друг друга, если даже ты знаешь меня столь мало. Невероятно, как ты можешь быть такой слепой — ведь ты была для меня чудесной спутницей тридцать или триста лет — или Бог знает сколько еще. Ты великолепна во многих отношениях, а я просто неудачник.
Она зажгла лампу, стоявшую возле постели.
— Пусть меня до смерти заедят комары, но я должна посмотреть на тебя. Терпеть не могу бесплотные страдания. Дорогой, что ты тут на себя наговариваешь? Давай уж разберемся.
— Ты же сама все прекрасно видишь — я не выбирал себе в жены глупую женщину, как некоторые. Меня всю жизнь преследуют неудачи.
— Например?
— Ну, ты видишь, как мы теперь заблудились из-за меня. Да было и кое-что посерьезней. Все то время после смерти отца, когда мать вышла за этого придурка Баррата. Пусть я тогда был ребенком, но ведь мне так и не удалось понять, что произошло. Меня преследовала кара за какой-то грех, но я не знал, в чем он состоит. Не знал даже, что собой представляет эта кара на самом деле. Я ненавидел и боялся Баррата, а когда он флиртовал с другими женщинами, переживал за мать. Потом он ушел к одной из своих подруг. Мать познакомилась с одним предпринимателем — Картер его звали, — и мы жили у него несколько недель.
— Я помню Картера. Твоя мать умела выбирать людей, у которых дела шли превосходно.
— Она умела выбирать и несносных людей. Бедная женщина, мне кажется, она была очень наивной. Дядя Кит Баррат однажды вернулся и забрал нас от Картера. Потом они с матерью часто ругались. Все это выглядело так недостойно… Возможно, потому я сам лет с десяти старался вести себя как можно достойнее.
А потом началась война. Мне бы не следовало с ней связываться — ты знаешь, я считал ее совершенно бессмысленной. Но я пошел на компромисс и вступил в Педиатрический Корпус. Потом началась вся эта история с ДВСИ. И ты знаешь. Марта, там я, похоже, расслабился, как никогда. Те ребята из ДВСИ — старина Джек и остальные — они ведь были преданы своему делу. А я никогда в него всерьез не верил.
— Что за чушь ты несешь, Олджи? Я помню, как ты усердно работал, и в Вашингтоне, и в Лондоне. Он усмехнулся.
— Знаешь, почему я туда вступил? Потому что они предложили доставить в Вашингтон тебя! Только поэтому! Весь мой интерес к ДВСИ был основан на одном: я хотел быть с тобой.
Это правда, я усердно выполнял задачу в послевоенное время, когда пало правительство и Британия вышла из войны. Но вспомни, как я упустил шанс в Коули. Если бы я поменьше беспокоился о нашей безопасности, мы бы заняли важное место в истории.
Вместо этого мы малодушно удрали, а потом долгие годы прозябали в Спаркоте. И что я там сделал? Отдал машину ДВСИ(А) только потому, что у нас было пусто в желудках. Потому в Христовой Церкви я мог искупить свой грех и вернуть машину, но я испугался еще двух лет тяжелой работы и опять все бросил. Теперь вот услышал шум двигателя и сразу вспомнил чертову машину: она там стоит себе, а я не могу ничего сделать.
Марта отогнала мотылька, который кружил перед ее лицом, и повернулась к Тимберлейну.
— Когда людей часто предают, они начинают считать предателями себя самих. Не надо так, Олджи. У тебя сегодня какие-то нелепые идеи. Ты достаточно зрелый человек, зачем тебе обманывать себя? Ведь вся история, которую ты мне сейчас рассказал, родилась просто от избытка совести. Разве ты этого не видишь?
— Скорее, от недостатка совести.
— Нет, это неправда. В детстве ты не мог распоряжаться своей жизнью. Твоя мать и Кит были глупы — я это поняла даже тогда, маленькой девочкой, — и они совсем растерялись в той критической ситуации. В чем же тут твоя вина?
Во время войны ты пытался спасать детей, потом старался сделать что-нибудь полезное для будущего. Ты женился на мне, хотя в то время большинство молодых людей твоего возраста по всему миру предавались разврату. И я подозреваю, ты сохранил мне верность. Разве это говорит о слабости характера?
А что касается малодушия в Коули — пойди спроси старика Джефа Пита, что он думает по этому поводу! Ты продал машину ДВСИ(А) после долгих мучительных раздумий и спас все население Спаркота от голодной смерти. А говорить о возвращении машины, по-моему, нет особого смысла. Если у людей все-таки есть будущее, они будут смотреть вперед, а не назад. Проект ДВСИ казался хорошей идеей в 2000 году. Теперь мы видим, что он неуместен.
Но ты никогда не относился с пренебрежением к людям, ко мне в том числе. Меня ты всегда ставил на первое место. Я это видела; как ты заметил, я вовсе не глупа. Ты отдавал мне предпочтение перед работой в Вашингтоне и в Коули. Думаешь, я была против? Если бы многие в прошлом веке больше заботились о своих ближних, чем об абстрактных вещах, разве мы оказались бы в таком положении? — Она резко оборвала свою речь. — Ну все, пожалуй. Лекция окончена. Что, Седая Борода, полегчало?
Он коснулся губами ее виска, где билась синяя жилка.
— Дорогая, я тебе говорил, что мы все так или иначе свихнулись. Теперь, после стольких лет, я узнал, какая форма безумия у тебя!
* * *
Когда Тимберлейн снова проснулся, было уже светло, и Пит тряс его за плечо. Прежде чем старый охотник заговорил, Седая Борода вновь услышал шум двигателя.
— Возьми свою пушку, Седая Борода, — посоветовал Пит. — Может, это пираты. Женщины говорят, корабль сюда идет.
Натянув брюки, Седая Борода зашагал босиком по мокрой от росы траве. Марта и Чарли стояли на берегу, вглядываясь в туманную мглу; он подошел к ним и положил руку на плечо жены. В это утро туман был густой, как молоко. Холмы позади совсем пропали из вида. Женщины, члены религиозной общины, заслышав шум парохода, ковыляли к берегу.
— Учитель явился! Учитель явился! — кричали они. Рокот двигателя стих. На реке воцарилась тишина. Седая Борода и его спутники напрягали зрение.
