— Но-но, — проронил Леон. — Не петушись. Мгновенный озноб прошел, растекся по коже мурашками. Мурашки растаяли — и нет мурашек. И нет больше Астила, что главное.
Леон почувствовал прилив сил. Захотелось расправить плечи.
— Иди. Спасибо.
Вопросы организации торжественных похорон Астила, предательски убитого зверопоклонниками, Леон обсуждать отказался, возложив эту миссию на Париса и Полидевка и предложив им продумать детали самим, с тем чтобы представить на утверждение завтра.
Он начал похрипывать — говорил уже более часа. Перешли на схваченных убийц, и Леон потребовал принять меры. В необходимости принятия мер не усомнился практически никто. Добрый знак.
— Один из них утверждает, что амулет на него надели силой, — нерешительно вякнул Парис.
Полидевк посмотрел на него из-под насупленных бровей.
— Врет.
— Тебе виднее… — Парис развел руками, полез было пятерней в бороду и спохватился: — Вот и я думаю, что врет, мерзавец! Зверопоклонники — они такие! Они — ото!..
Преемник Аконтия — Леону называли его имя, но он забыл — задвигался на лавке, как бы желая взять слово и что-то сказать, но, забегав глазами по щелям в полу, ничего не сказал и успокоился.
— Удавить? — спросил Полидевк. — Прилюдно?
— Я же сказал: принять меры. Как — решать тебе. Вообще, нам давно пора иметь военно-полевой суд.
— Значит, обоих в одной петле, — заключил Полидевк, — спиной к спине. Это будет назидательно. И еще раз почистим леса, особенно приграничные.
— Почисти, почисти. Своих людей тебе для этого хватит? Или дать еще?
— Дать еще, — обрадовался Полидевк.
— Дадим, — пообещал Леон.
Он знал, что не даст ни за что. Брюхоног стал слишком опасен, чтобы можно было позволить увеличить и без того немалую силу, что стоит за его жирной спиной. Пора поставить его на место. И лучше всего сменить совсем.
— Прежде всего займись восстановлением порядка в войсках, — деловито бросил Леон. — С этого и начни, а зверопоклонники могут подождать. Парис, твое дело не только связь, но и пропаганда. Забыл? Где не поможет убеждение, будем применять силу. Теперь вот что. Рано или поздно нас все равно загонят под землю, — Леон покосился на Умнейшего, — поэтому будет чудовищным расточительством спасать ненужных людей в ущерб незаменимым. Нам понадобятся дисциплинированные солдаты, ремесленники, здоровые женщины и дети. Южане идут к нам? Очень хорошо, пусть идут. Но пусть не ждут, что их тут примут с распростертыми объятиями. Каждый пришелец должен делом заслужить свое право на спасение. Есть возражения? Очень хорошо, а теперь поговорим о продовольствии… Совещание удалось закруглить в полчаса. Умнейший, не проронивший за это время ни одного слова, не отреагировал на знак Леона, приказывающий остаться. Пришлось скомандовать вслух.
Дверь за остальными закрылась поспешно и плотно.
— Я хотел сказать тебе спасибо, — начал Леон. — Без тебя у меня ничего бы не получилось. Скорее всего мы все были бы уже мертвы, растерты в пыль, ты знаешь это? Ты сделал нас сильными. Ты начал, а ведь это труднее всего — начать…
Помолчали. Умнейший сидел осунувшись и смотрел в пол.
— Подумать только, с чего все завертелось, — продолжал Леон. — С камня, разбившего мне окно.
— С камня, — эхом отозвался старик.
— Я что-нибудь делаю неправильно? — спросил Леон. — Ты не молчи, Учитель, ты мне скажи. Мне нужен такой человек, как ты. Чтобы рядом… Всегда. Я не справлюсь один, ты меня понимаешь?
— Справишься, — глухо сказал Умнейший. — Теперь уже справишься. Я вижу.
— Сейчас — я ошибся?
Умнейший покачал головой, и в этом движении Леону открылось, насколько старик стал дряхл. Последняя вспышка старости обрушилась на него стремительно, словно атакующий зауряд.
— Нет. Ты все сделал правильно… Об одном прошу: не называй меня больше Учителем.
— Почему?
— Тебе уже пора иметь своих учеников. Умнейший вышел сгорбившись и забыл притворить за собой дверь. Слышно было, как, по-стариковски покряхтывая, он спустился по ступенькам крыльца и зашлепал по глине.
Так, подумал Леон. Ни с того ни с сего он вдруг ощутил страшную усталость. Словно в былые времена, когда возвращался с поляны после состязаний, которые проиграл. Нет, даже хуже…
Но ведь не проиграл же! Ведь выиграл!.. В «предбаннике» кашлянул адъютант, испрашивая позволения войти. Не дождавшись позволения, осторожно прикрыл дверь.
Ушел Умнейший… Жаль, что ушел. Не с кем посоветоваться, некого и обвинить в случае чего. Нет, на это найдутся другие. Такого, как он, уже не будет. Никогда. И многого не будет из того, что прежде было простым и естественным, как солнечный луч или глоток воздуха. Что же останется в удел вождю, переставшему быть властелином пустоты? Что-то ведь должно остаться, кроме великой жертвенности и великого одиночества — отныне и навсегда.
Неужели — ничего больше?..
Что бы ни случилось — живи!
Приписывается Умнейшему
Чернота, а в ней корабль. В корабле отсек, в отсеке — человек в специальном кресле, с которого он никогда не вставал и не может встать. Даже два человека: один из них снаружи и служит оболочкой, а другой — это я — внутри.
Слоеный пирог.
Нбонг спит, а я не сплю уже седьмой час. Для меня это много. Опять чешется спина, а не достать. Мне темно, потому что брат спит с закрытыми глазами. Его храп мешает мне думать.
Молчание в корабле. Молчит даже сам корабль. Молчит коммодор; я его понимаю и сочувствую ему. На Базе начнут искать виновного и найдут, он это знает, и мы это знаем.
Мы возвращаемся. Сторожевой спутник восстановлен и усилен. Долго, очень долго никто не посмеет приблизиться к планете, где земляне совершили ошибку. Проще всего было бы распылить эту планету, обратив в ничто следы любой оплошности землян. Для этого не обязательно возвращаться на Базу — «Основа Основ» имеет в своем распоряжении достаточный набор средств.
Помешал чужой корабль, сунувшийся в охраняемое спутником пространство несколько десятилетий назад.
Как следовало, он был уничтожен, но посеял сомнения. Похоже, о существовании этой планеты известно не только нам — наши младшие «братья» из уцелевших во время Всеобщей Войны старых колоний всюду суют свой нос. Если это так, решение вопроса надолго погрязнет в трясине межпланетных конференций, совещаний и дипломатических демаршей.
Подсознательно понимаешь, что где-то в пределах Галактики могли сохраниться старые колонии, уцелевшие каким-то малопонятным чудом и развивающиеся — либо деградирующие — совершенно изолированно. Ничего удивительного нельзя найти и в том, что сведений о них нет в Архиве: после Всеобщей Войны сохранилось немногое. Вероятно, Ульв-ди-Улан отделается легким взысканием — наша ошибка понятна и простительна. И даже не наша ошибка, а тактический просчет Базы.
Сбежал Й-Фрон — теперь уже ясно, что сознательно дезертировал — и, по-видимому, чувствует себя среди туземцев, как рыба в воде. По одному этому факту можно судить, на каком уровне развития стоят тамошние аборигены. Если бы мы могли позволить себе поддаться эмоциям и скорректировать планы очистки в соответствии с рекомендациями экспресс-методик «Аут», «Дуст» или «Полный серьез», с ними давно уже было бы покончено.
Даже бродячие не-ценные в нижних ярусах активной оболочки Земли, прижатые к стене во время облавы, иногда огрызаются. Это — активная оборона, характерная для многих животных, начиная от муравьев, и вовсе не признак разума. Но совершить самим — первыми! — тщательно подготовленное нападение, еще не будучи зажатыми в угол, способны только цивилизованные носители разума. Уничтожив Девятого, они доказали свое право на попытку выжить.
Справедливость — вот основной девиз Земли и землян. Каждый должен получить именно то, что заслуживает. Поэтому автоном-очистители оставлены на поверхности планеты, несмотря на протесты корабля, желавшего получить их обратно. Правила игры честны: победит сильнейший. Цивилизация, не умеющая отбиться от первой же опасности, по глубинной сути своей нежизнеспособна, и не стоит продлевать ее конвульсий.
Бурчит у брата в кишках. Над самым ухом.
Может быть, человечки на планете одержат верх. И тогда десять-двадцать поколений спустя у землян появится еще один враг.
Одним больше, одним меньше. А кроме того, не бывает памяти длиной в двадцать поколений. Легенда, миф — вот что останется на планете от нас и нашей попытки очистки.
Многим ли удается оставить легенду о себе?
Я не хочу думать о Й-Фроне и все-таки думаю о нем. Ничтожное замордованное существо показало себя достойным звания человека, более того — врага, и никто из нас своевременно не раскусил того ограниченно ценного. Его счастье.
