В эфире царила тишина, нарушаемая лишь треском атмосферных разрядов.
Охранник попробовал на другой частоте.
— Эй, на дверях! Есть там кто-нибудь живой?
— Хат-шеп-сут, — невнятно пробормотал передатчик, — хат-шеп-сут.
Не на шутку перепуганный охранник бросился к лифтам, на ходу вытаскивая из кобуры табельное оружие. Поравнявшись с дверями пятой студии, где в это время должна была проходить прямая трансляция юбилейной телеигры, он внезапно услышал внутри щелканье переключаемых софитов. Охранник осторожно просунул голову в приоткрытую дверь и оцепенел.
В студии не было ни одного человека, однако студия работала. Сам собой переключался свет. Мерцали экраны. Две камеры лениво перемещались вокруг центрального подиума, остальные снимали изображение с работающих мониторов, выстраивая зеркальные коридоры.
— Твою мать… — прошептал охранник. — Твою мать!..
Камеры резко развернулись в его сторону — словно огромные одноглазые монстры, которым он своим появлением нарушил какой-то сатанинский церемониал. Одна из них внезапно устремилась к нему, волоча за собой по полу перепутанные кабели. Охранник инстинктивно вскинул пистолет и трижды выжал курок.
Одна из пуль попала прямо в объектив камеры, но не Разбила его, а свободно вошла в искривленное телевизионным сигналом пространство. Как и все, что попадает в объектив телекамеры, она была обычным порядком разложена на радиоволны и потоки света. По телевизионным кабелям пуля скользнула в эфирную студию, затем в передатчик телебашни и в виде сигнала отправилась в эфир, минуя по пути мощные ретрансляторы. За полторы секунды пуля, уже немного искаженная помехами, была передана на геостационарный спутник, отразилась от поверхности Луны, сделала круг по студиям Евровидения, была переведена в стандарт цветопередачи PAL, затем в NTSC, затем обратно в SEKAM и вернулась в телецентр уже в черно-белом изображении из-за сбоя в системе. Впрочем, на прочих ее свойствах это никак не отразилось. На выходе из телесети пуля-сигнал вновь была преобразована в физический объект, однако вратами во внешний мир ей теперь служил каждый из многочисленных экранов пятой студии, принимавших телевизионный канал, по которому она скользила, поэтому все мониторы, внезапно осыпавшись стеклянным дождем, разом плюнули в человека клонами кусочка металла, который он выпустил в камеру. Изрешеченное тело охранника рухнуло на пол и забилось в предсмертных конвульсиях.
Люди, которые неотрывно смотрели на мерцающие экраны в телецентре, никак не отреагировали на стрельбу. Их уже ничто не могло отвлечь от Абсолютного Шоу, которое демонстрировало им новое телевидение, воздействующее непосредственно на подсознание зрителя — так же как и тех, кто сейчас неподвижно сидел перед телевизорами и мониторами компьютеров по всему миру, кто стоял на улицах, бездумно созерцая упорядоченные, подчиняющиеся единому ритму вспышки световых реклам, светофоров и уличных фонарей, кто сосредоточенно наблюдал в аэропортах и на вокзалах электронную бегущую строку, состоящую из непонятных символов, кто приник к телефонам и радиоприемникам, завороженно слушая вкрадчивый шепот: «Хат-шеп-сут, хат-шеп-сут».
Наступила эра Глобального Телевидения.
ЮРИЙ НЕСТЕРЕНКО
УПЛОТНЕНИЕ
День, как обычно, начинался чудесно, и ничто не предвещало пакости. Я проснулся вскоре после рассвета от пения птиц (на самом деле крики попугаев не столь уж мелодичны, но я привык) и поскуливания Бадди, которому не терпелось на прогулку. Конечно, здесь, на острове, он мог бы меня и не спрашивать, но Бадди всегда был вежливым псом. Я имею в виду — со мной, своим другом. Терпеть не могу дурацкое слово «хозяин» — Бадди не раб и не вещь. Что с того, что он родился в собачьей шкуре, если он заслуживает уважения больше, чем большинство когда-либо встречавшихся мне людей?
Солнце ярко светило сквозь кроны пальм, бросая узорчатые тени на теплый пол веранды и насыщая энергией батареи на крыше хижины. Я проверил вольтамперметр, постучав для верности ногтем по стеклу, и включил бритву и соковыжималку. В первое время Бадди недовольно ворчал, когда я брился, — могу представить, сколь противоестественна эта процедура с собачьей точки зрения, но потом притерпелся. Когда живешь с кем-то вместе, приходится идти на компромиссы. В конце концов, мне тоже не всегда хочется бегать вместе с ним; впрочем, на сей раз я был отнюдь не против утренней прогулки. Выпив стакан свежеотжатого сока манго, я надел обрезанные по колено штаны — что поделать, я консервативен и не люблю выходить из дома нагишом, даже зная, что никто из людей меня не увидит, — и шагнул через порог в мягкую траву.
Тени пальм еще хранили предрассветную прохладу; кое-где на листьях алмазно сверкали крупные капли росы. Я вдохнул полной грудью утреннюю свежесть, наслаждаясь каждой молекулой незагаженного воздуха. Уже ради одного этого стоило перебраться сюда. Впрочем, может быть, там теперь воздух тоже очистился? Хотя нет, едва ли. Наверняка они жгут что-нибудь еще — уголь или дрова… Если, конечно, еще есть кому жечь. Если они не перебили друг друга, когда встала промышленность и транспорт, когда начались голод и хаос… Но это тоже едва ли. Человек, как и всякий паразит, — тварь живучая.
Мы вышли на залитую солнцем поляну, где протекал ручей и порхали большие разноцветные бабочки — я так и не знаю, как они называются, — и немного погонялись за ними, так ни одной и не поймав. Впрочем, мы особо к этому и не стремились — я не увлекаюсь энтомологией, а Бадди, к счастью, не ест насекомых. Набегавшись, мы посидели у ручья, глядя, как в хрустально прозрачной воде играют оранжевые рыбки и чуть колышется на дне длинные изумрудные водоросли, а затем вновь нырнули под кроны пальм, направляясь к морю.
Я шагнул между мохнатыми стволами навстречу лениво шелестящему прибою, предвкушая, как бултыхнусь с разбега в чистую воду бухты и буду плавать и нырять за съедобными моллюсками (может быть, даже поймаю у берега пару крабов), а потом выберусь греться на теплый белый песок под ласковые лучи утреннего солнца… и тут приятный строй моих мыслей был нарушен самым нежданным образом.
На волнах возле самого берега покачивалась пухлая рыжая штуковина. Конструкция слегка изменилась с тех пор, как я видел подобное в последний раз, и все же трудно было не узнать в этом предмете спасательный плот.
Первой моей мыслью было шарахнуться назад в лес, но сквозь затянутое прозрачной пленкой окно меня уже могли заметить. В таком случае не стоит демонстрировать им свой испуг. Да и вообще, с неприятностями лучше разбираться сразу. Я остро пожалел об оставленном в хижине оружии. Впрочем, сожаление было вполне беспредметным — я не таскал с собой пистолет с первых же дней, с тех пор, как убедился, что на острове нет крупных животных и что меня не ищут в этом районе. Впрочем, нельзя сказать, чтобы я был совсем уж безоружен… хотя пользоваться этой возможностью мне не хотелось.
