— Это все? — спросил он, выплевывая окурок в воду.
— Да.
— Тогда, огромное спасибо. Видимо, нам пора кончать. Уже светает. Сейчас взойдет солнце.
Васяк в Санта Монике подошел к окну своего маленького дворца. Поглядел на сверкающий, становящийся все более багровым, круг над самым горизонтом.
— А у меня сейчас зайдет.
* * *
Сташевский во сне пнул Мариолу так, что та сразу же проснулась. К счастью, она уже была привыкшей к подобным вещам и не реагировала слишком резко. Относительно недавно, во время отпуска, она чудом избежала серьезного ущерба своему здоровью — они успели поменяться местами, так что Мариола лежала у стены. А Сташевский, как обычно, спорил с кем-то в горячке и приложил так, что разгромил гостиничную кровать. Он часто дрался во сне. «Время привыкнуть имелось» — говаривала Мариола. Теперь же она только повернулась, с трудом открывая глаза.
— Ты с кем разговариваешь? — спросила она, слыша бормотание Славека.
Тот, ничего не понимая, глянул на нее.
— Разговариваю со сновидениями, — заявил он и повернулся на другой бок.
— А сон может сказать что-нибудь умное? — внезапно заинтересовалась девушка.
— Может. — Он поднял голову. — А ты почему не спишь?
— Возможно, я еще не готова к этим умностям. Кроме того, ты мне так приложил, что будет синяк!
— Прости, — буркнул Сташевский. — Этот тип меня разозлил.
— И что он говорил?
— Ой, это какой-то рецидивист. Говорил, что у него в толстой кишке живет глист-пьяница. И этот глист сунул ему башку в желудок и теперь выпивает все спиртное. А тип страдает, ведь для того, чтобы хорошенько напиться, теперь ему нужно два с половиной литра водяры. А на такое у него нет денег.
— И за это ты ему приложил?
Славек, совершенно проснувшись, уселся на кровати, зажег ночник.
— Нет. — Он задумался. Приложил я кому-то другому. Но уже не помню, за что.
Мариола массировала свои ягодицы.
— Наверное, ты сильно его не любил, потому что врезал, словно ломом. — Она зевнула. — Чаю выпьешь?
— С удовольствием. Я сделаю.
Славек направился на кухню. Поставил электрический чайник, вынул из шкафчика две чашки. Мариола пила «ссаки святой Вероники» — напиток из пакетика, слегка-слегка окрашенный в коричневатый цвет. Сам он — «сатану», насыпной джинсен, две ложки.
— Знаешь, — повернулся он, — всю жизнь я мечтал о женщине, которая, если я не могу спать, всегда выпьет со мной чайку и поболтает немного.
— Я тоже. — Мариола грустно улыбнулась собственным воспоминаниям. — Я тебя тоже очень долго искала, дебил.
— Я тебя люблю.
— А я — тебя, мой сумасшедший и без царя в голове.
Они сели на теплом, оплетенном плющом балконе. Расположенные несколькими этажами ниже фонари отбрасывали фантастические тени на стены огромного здания. Кроме них активными в это время суток были только коты, выдирающие друг у друга добычу с мусорников.
— Ты и вправду меня любишь? — спросила Мариола.
Славек кивнул.
— Почему ты все время сомневаешься?
— Потому что знаю тебя, обезьяна советская[91], — повторила девушка его выражение. — Тут же тебе на шее подвесится какая-нибудь Алинка; Дануся начнет устраивать мне скандалы по телефону, что ты с нею не встречаешься, а Кася…
— Оставь Касю в покое.
— Она меня просто преследует. Когда смотрю новости, они касаются ее города. Когда вижу указатель, он, естественно, ведет к ней. Открываю газету и уже знаю: будет что-то про ее местность. Я сражалась за тебя и…
— И вот. Такой любви, как к тебе, ждут целую жизнь, идиотка. Иногда и не дожидаются. Так что и не думай, будто бы я от тебя отцеплюсь.
— Но ведь она…
— Преследует тебя? А меня преследует чертова дюжина. Везде ее вижу.
— Ты говорил.
— Хотя, в последнее время перестала.
Мариола отпила горячего чаю.
— Что-то случится важное?
Славек всегда восхищался ее интуицией.
— У меня тоже такое впечатление.
Девушка снова сделала глоток. Потом спросила с какой-то странной решимостью.
— Погибнешь?
Сташевский пожал плечами.
— Не знаю.
— Я не хочу.
Он легко поднялся и направился в кабинет. Там вынул из пачки две сигареты.
— И захвати письмо, — позвала с балкона Мариола.
— Хорошо.
Он вернулся с распечаткой, сделанной программой, распознающей записанные в аудио-формате слова. Подписи, естественно, не было. Мариола взяла листок, глубоко затянувшись сигаретой. Когда она зажигала свечку в простом стеклянном бра, Славек заметил, что у нее дрожат руки. Она начала читать вслух:
Уважаемый пан! Зачеркиваю эти слова, зная, что вы еще не появились на этом свете. То есть, вы еще не родились. Но, тем не менее, мне кажется, что я много чего про вас знаю. Признаюсь, что несколько странно писать, обращаясь к кому-то, кого еще нет, но я попробую.
А вот то, что я о вас знаю. Вы — нервный тип, что не способен ни минуты усидеть на одном месте. Все время вы что-то берете, ходите с места на место, наверняка слушая при этом музыку. Вы несобранный, растрепанный, неисполнительный, ленивый… И в то же самое время, вы самый скрупулезный, исполнительный, всегда доводящий дела до конца офицер полиции/милиции (не знаю), всегда правый в любом деле, что доводит примазавшихся чиновников до белого каления. Чего бы вам это не стоило, вы всегда сделаете по-своему.
Вас легко ранить, легко довести до ярости. Но никому еще не удалось повернуть вас с вашего пути. В последний раз я глядел в этом дурацком американском кино новейший вестерн «High Noon»…
Сташевский тут же проверил по наладоннику дату. «В самый полдень» — 1952 год. Тоже мне: «Новейший». Сам он видел его еще ребенком. В главной роли Гэри Купер, режиссер Стенли Кубрик. Сташевский стащил трейлер с какого-то голландского сервера. Единственным именем, которое узнал в титрах, было Пон Чейни. На маленьком экранчике передвигались черно-белые картинки.
…Заканчивается, как обычно, хеппи-эндом. Но вам «счастливый конец», по-видимому, дан не будет. Впрочем, не знаю. Не мне высказываться о судьбах вселенной. Вы уже догадались, почему я так пишу? Скорее всего, да, если я правильно догадываюсь…
Потому что, когда пишешь обо мне, ты описываешь самого себя, подумал Сташевский.
…Но скажу прямо, ради уверенности. Когда я пишу о вас, то описываю самого себя; если кто-то взялся за это дело и еще не сбежал или же не погиб, это знак, что он похож на меня. Совершенный сорвиголова, безнравственный, не признающий закон. Замечающий исключительно себя и остальную часть мира. Всех остальных и все остальное, пытающееся ему противостоять. А в таких ситуациях вы выдаете из себя все возможное. И платите за это, платите и платите… Жертвуя всем, чем только можно пожертвовать. Ну, ладно. Здесь как раз, кое-что для вас…
