Клиффорд Саймак - «Если», 1994 № 07

— Отвезите нас на главную базу и подготовьте списки нужного вам продовольствия. Я позабочусь, чтобы вы получили все быстро и без суеты. Так будут соблюдены и наши, и ваши интересы. Туземные рабочие предлагают содействие. Повторяю, вы получите все, что хотите.

Наступило молчание. Некоторое время никто не шевелился.

— Господин Константин, недостающие детали у вас с собой?

Эмилио повернулся и махнул рукой. Один из его помощников, Хейнс, вместе с четырьмя техами бросился в толпу.

— Господин-Константин, если вы что-нибудь потеряли, не ждите от нас снисхождения.

Эмилио не шелохнулся и не сказал ни слова — его подчиненные слышали угрозу офицера, и этого было достаточно. Он стоял, рассматривая солдат. Их было десять, за ними высился разведчик; некоторые из его пушек нацелились на толпу, а у открытого люка с оружием на изготовку застыло еще несколько десантников. Никто не торопился нарушить тишину. Возможно, офицер хотел ошеломить Эмилио вестью о гибели его семьи и ждал только вопроса о том, что происходит на станции. Эмилио мучительно хотелось спросить, но он молчал.

— Господин Константин, ваш отец убит, брат, по всей видимости, тоже, а мать находится на изолированном участке под усиленной охраной. Капитан Мациан выражает вам свои соболезнования.

Кровь прилила к лицу, с языка готовы были сорваться гневные слова, но Эмилио взял себя в руки. Неподвижный как скала, он ждал возвращения Хейнса.

— Господин Константин, вы слышите меня?

— Передайте мои поздравления, — выкрикнул он, — капитанам Мациану и Порею!

Снова — тишина. Ожидание. Наконец, нагруженные деталями, возвратились Хейнс и его четверка.

— Топотун, — тихо произнес Эмилио, глядя на стайку низовиков, — ты бы с друзьями шел на базу пешком, а? Люди полетят на корабле, а хиза нельзя. Люди-ружья, понимаешь? Вы сможете дойти?

Топотун подпрыгнул.

— Мы идти быстро.

— Господин Константин! Идите к нам.

Он спокойно и неторопливо двинулся вперед, десантники расступились и как конвоиры пошли рядом. И от шепота до гула, до рева, сотрясающего небосклон, словно ветер, поднялась над толпой молитва.

Эмилио оглянулся, боясь паники среди солдат. Они застыли истуканами. Вооруженные до зубов, облаченные в прочные доспехи, в эту минуту они не могли не усомниться в своей неуязвимости и силе.

Песнь звучала все громче, словно разбуженная стихия. Тысячи тел покачивались в такт молитве — как под ночным небом после беседы Эмилио со Старыми.

— Он-Приходить-Снова… Он-Приходить-Снова…

Эти звуки доносились даже до шлюза корабля, где толпилось больше солдат, чем внизу, на земле. Эти звуки, думал Эмилио, потрясут даже Верхнюю… ибо известие о том, что происходит на планете, вряд ли придется по душе новым властителям станции. Под эти звуки человек, потерявший отца, брата и только что простившийся с женой, без страха шел к захватчикам. С пустыми руками. Как хиза.

Сигни откинулась на спинку кресла, положила ноги на соседнее и сомкнула веки. Покой длился всего лишь мгновенье: в совещательной каюте флагмана появились Том Эджер с Эдо Пореем. Не размыкая сложенные на груди рук, Сигни приоткрыла глаз, затем второй. Порей потянул кресло из-под ее ног, и она неохотно уступила, облокотившись на стол и глядя в стену. Говорить совершенно не хотелось.

Вошел и сел Кео, чуть позже — Мика Крешов; он расположился между Сигни и Пореем. «Тихий океан» Сунга охранял станцию вместе с рейдерами, собранными ему в помощь со всего Флота. Рейдеры поочередно заходили в доки за свежими экипажами; одни лишь измученные капитаны несли вахту бессменно. Сколько бы ни продлилась осада. Флот не снимет боевого охранения.

Об униатской эскадре ничего не было слышно, но никто не сомневался, что она где-то поблизости. На краю системы Пелла маячил фрахтер «Молот»; флот знал доподлинно, что это уже давно не торговый корабль. С его борта в эфир шла пропаганда. Захватить или уничтожить его не позволяло расстояние: едва ли дальнерейсовик станет дожидаться, пока подойдут боевые корабли противника.

Где-то в пространстве блуждал еще один лжекупец — «Лебяжье перо». И третий — неизвестный. Призрак, который появлялся в поле дальнего скана и сразу уплывал из него. Возможно, это был вовсе не фрахтер, а боевой корабль Унии, и не один. В системе Пелла осталось немало купцов-ближнерейсовиков, их отчаянно смелые владельцы занимались привычным делом — снабжали шахты и базы, стараясь не думать об уходе дальнерейсовиков, об униатской эскадре, витающей за краем системы, о зловещих точках на сканах. О безнадежности, воцарившейся на Пелле.

Так же поступала и станция, пытаясь сохранить порядок в отдельных секциях, где стояли часовые и разгуливали десантники-отпускники. Командованию Флота приходилось выдавать солдатам и матросам увольнительные — нельзя было целыми месяцами держать людей в доках или тесных спартанских каютах рейдероносцев, когда в двух шагах от них — вся роскошь Пелла. Но это порождало трудности.

Вошел Мациан — как всегда подтянутый и безукоризненно опрятный. Сел, разложил перед собой на столе бумаги и скользнул взором по лицам. Дольше всего его взгляд задержался на Сигни.

— Капитан Мэллори, полагаю, будет лучше, если вы отрапортуете первой.

Сигни неспешно потянулась к своей папке и встала, чего от нее не требовалось.

— Одиннадцатого двадцать восьмого пятьдесят второго в двадцать три четырнадцать я вместе с майором Дисоном Янцем и двадцатью вооруженными десантниками из вверенного мне подразделения отправилась на проверку сигнала, поступившего в офис. Войдя в квартиру номер ноль восемь семьдесят восемь — резидентскую квартиру на территории для ограниченного круга лиц, — я обнаружила там лейтенанта десантных войск Бенджамена Гофорта, сержанта Байлу Майсос — оба с «Европы» — и еще четырнадцать солдат, расположившихся в четырех комнатах этой квартиры. Мы сразу обнаружили наркотики и спиртное. Солдаты и офицеры устно протестовали против нашего вмешательства, а рядовые Мила Иртон и Томас Ценсия были до такой степени накачаны наркотиками, что не могли отличить нижних чинов от офицеров. Я приказала обыскать помещение. В результате были обнаружены четверо гражданских: мужчина двадцати четырех лет, мужчина тридцати одного года, мужчина двадцати девяти лет и женщина девятнадцати лет, все — раздетые и со следами ожогов и иных увечий на теле. Всех их держали в одной комнате под замком. В другой комнате хранились ящики со спиртными напитками и медицинскими препаратами, судя по ярлыкам, изъятыми из станционной аптеки, а также две коробки: одна — со ста тридцатью единицами драгоценных украшений, а другая — со ста пятьюдесятью восемью комплектами гражданских документов, то есть удостоверений личности и кредитных карточек на имена граждан Пелла. Кроме того, мы обнаружили рукописный перечень драгоценностей и список с фамилиями пятидесяти двух наших военнослужащих с числами, обозначающими сумму, против каждой фамилии. Оба эти документа я прилагаю к рапорту. Все найденное я предъявила лейтенанту Гофорту и потребовала объяснений, на что услышала буквально следующее: «Если хочешь войти в долю, то незачем поднимать шум. Сколько тебя устроит?» Мои слова: «Господин Гофорт, вы и ваши сообщники арестованы. Мы ведем видеозапись, и на военно-полевом суде она будет иметь силу документа». Лейтенант Гофорт: «Сволочь! Сука проклятая! Старая шлюха! Сколько ты хочешь?» На этом я прекратила дискуссию с лейтенантом Гофортом и выстрелила ему в живот. Пленка покажет вам, господа, что его сообщники в тот же момент успокоились. Мои подчиненные без дальнейших эксцессов обезоружили их и препроводили на рейдероносец «Европа», где сейчас они находятся под стражей. Лейтенант Гофорт скончался на месте, успев сделать подробное признание, запись которого также прилагается к рапорту. Обнаруженные при обыске вещи я приказала доставить на борт «Европы», а гражданских — отпустить после ускоренного опознания и предупреждения об аресте за несохранение инцидента в тайне. Квартира возвращена станции. Это все.