А на следующий день Игорь узнал от Калымова точную дату, когда «Корунд» уходит в рейс. Оказалось, это случится через неделю. Именно тот момент я выбрала, чтобы сказать ему, что остаюсь.
— Почему?
Я ждала этого вопроса, готовилась к нему. И вдруг растерялась. Ответить хотелось честно, а все мои аргументы были лишь полуправдой.
Я ответила, стараясь глядеть ему в глаза.
— Потому что прошло слишком мало времени. И то, что я вспомнила, это все может уйти. Вдруг. На раз. И еще. Мне не все равно, как, и кем, я вернусь в космос. Я не смогу быть просто пассажиром. Ты меня прости, если это тебя заденет, но мне будет очень тяжело сидеть в пассажирской каюте, зная, что всего за несколько переборок кто-то прокладывает курс или стоит вахту. А стать членом экипажа в моем нынешнем состоянии… с моей ненадежной памятью и неизвестно, насколько сохранившимися знаниями и умениями…
Близко, очень близко к правде. Всего в полушаге, в одном дыхании.
Игорь усмехнулся, встрепал мне волосы. Он так делает, когда мне удается его удивить или озадачить.
Спросил:
— Это же все решаемо, правда?
— Конечно. Но — не сейчас. Мне нужно время.
— Мне бы не хотелось перед самым отлетом говорить Димычу, что мы остаемся…
Видно, что Игорю хочется лететь. Хочется своими глазами увидеть неведомого чужака, потрогать его, почувствовать. Он там нужен. Там, а не здесь.
— Ты же хочешь там быть? Со мной или без меня…
— Без тебя — не хочу.
Упрямый. С ним трудно спорить.
…разразился нешуточный скандал вокруг размещения военного городка непосредственно на Флоре. Исторически сложилось, что древнейшие города планеты с докосмической историей расположены ближе к побережью, в тропической зоне. Новые колониальные поселения были созданы в средних широтах. Военные претендуют на территории, которые хотя и считаются официально «ничейными», всегда использовались населением, как зоны «дикого» отдыха. Это так называемые «Лавовые озера», территория с уникальной реликтовой природой, не существующей больше нигде на планете. Кроме того, ведутся переговоры о размещении на орбите нескольких стратегических спутников.
Лидеры движения «За свободную Родину» выразили решительный протест и обвинили правительство в продажности и готовности идти на любые уступки…
Население возмущено самоуправством правительства.
Сейчас решение повторно рассматривается в парламенте. Уже известно, что военная часть на Флоре все же будет размещена. Дискуссия ведется лишь о том, где конкретно…
Фрагмент сообщения в выпуске Виртуального канала новостей
В один из дней, остававшихся до отлета «Корунда», я навестила Велчи.
Несколько раз собиралась, но все откладывала, откладывала посещение, словно гнала от себя саму мысль о больничных стенах, тусклых палатах, безрадостной угрюмости тяжело больных людей. Глупо, каково ей там — одной?
В клинике меня встретили вполне благожелательно, провели в закрытый блок, где происходит первая послеоперационная адаптация, и попросили немного подождать. Медсестры, бегающие по коридору, смотрели на меня с любопытством. Кажется, пока я ждала, их в коридоре стало больше.
Минут через пять доктор вынес мне серебристо-синий халат, сообщил, что Велчи не спит и будет рада меня видеть.
Выглядела она ужасно. Исхудала, круги под глазами. Да еще волосы ей обрили. А с другой стороны, я должно быть, сразу после первой стадии выглядела вообще чудовище чудовищем.
Велчи увидела меня, села на кровати.
— Привет.
Я нашла глазами стул, подвинула к ней, села.
— Ну, как ты тут?
Она пожаловалась:
— Все болит. Вчера вот ног почти не чувствовала. Сегодня получше, но…
— Это нормально. Месяца через два будешь чувствовать себя вообще прилично.
Она кивнула. Видно было, что ей хочется о чем-то спросить, но она не решается. Я тоже молчала.
Велчи первой нарушила тишину:
— Мне сказали, ты все вспомнила.
— Так и есть. Ты была права.
— В чем?
— Что память сохраняется. До нее потом нужно просто добраться. Ты знаешь, мне чуть башню не снесло, когда я начала вспоминать. Это так все получилось… одновременно. Сильное чувство.
Взгляд у Велчи стал совсем тоскливый. Я спросила:
— Да что ты? Выплывешь. Я же выплыла.
— Я так не смогу. Я боюсь стать, как все остальные.
Так. Совершенно точно, я этого тоже боялась. Стать, как другие пен-рит. Всему учиться заново, даже говорить и есть. Перестать быть собой.
Только бы она не сделала, как я. Только бы не затягивала с окончательной трансформацией. Потому что на третий год кажется, что умереть проще, чем решиться. Я бы так и не решилась, если бы не Гилоис.
— Я тоже боялась. — Осторожно сказала я. — И еще мне казалось, что больше никогда у меня не будет нормальной человеческой жизни. Но видишь: вот я, я все помню, я собираюсь вернуться к друзьям и любимой работе. И с тобой так будет.
— Ты не можешь знать…
— И ты. Тоже не можешь знать. И никто не может знать. Но у тебя, на самом-то деле, очень простой выбор. Или три года болезни и смерть. Или риск, и шанс вернуться в общество нормальным человеком.
— Ты рискнула и выиграла. — Она криво улыбнулась, — а мне никогда не везло в азартных играх.
Сказать ей? Да. Так будет честнее.
— Я не рисковала. Я так сильно боялась последней трансформации, что у меня пошел четвертый год на твоей стадии. Последние месяцы я провела на костылях. В один прекрасный день я от боли упала в обморок, и если бы рядом не оказался мой куратор, так и умерла бы, наверное. Но я-то думала, что шансов нет. А ты знаешь, что они довольно велики. Ты сама была куратором, имеешь представление, как тренировать память. К тому же здесь, в клинике министерства, сделают все, чтобы тебе помочь.
— Знаю. У меня теперь тоже есть куратор. Доктор Адачи Гарсари. Ты его, наверное, видела.
Я вспомнила доктора, который меня сюда проводил. Наверное, это он. Кивнула.
— Саша, ты будешь ко мне заходить?
— Разумеется. А твои родные знают, что ты здесь?
— Я не хочу их расстраивать. Потом как-нибудь скажу.
Она как я. Я тоже не хотела никого расстраивать. А ведь, свяжись я сразу с Калымовым или Димычем, даже вопреки запрету куратора, и все могло быть совсем по-другому. Так ведь нет. Не хотела быть обузой.
Я попросила:
— Ты все же не затягивай с трансформацией. Конечно, решать тебе. И я же рядом. Я буду помогать.
Она мрачно кивнула. Она мне не верила.
Ну вот. Пришла, называется, в гости. Испортила только человеку настроение. А с другой стороны, кого она послушает, если не меня?
