– У последней черты… – пробормотал он.
– Что? Изъясняйтесь точнее? – переспросил Генри.
Снова ропот людей пробежал по трибунам.
– Леонид, ваша станция работает нормально? – неожиданно спросил Юрий.
– Да, но причем здесь это? – ответил тот.
– Нужно показать им лицо в зеркале… Как вам это объяснить?
Писатель заметно волновался и говорил сумбурно.
– Нужно создать зеркало, в котором удастся показать им самих себя – эту планету, их жизни, их детей, прошлое и настоящее…
– Да-да, я вас понимаю! – в нетерпении перебил его Ричард Уилсон. – Бывают такие ситуации, когда люди начинают об этом задумываться, особенно в критические моменты или в глубокой старости, но это сугубо индивидуально и далеко не для всех!
– Для всех и единовременно! – заражал своей идеей Нестеров. Но его не понимали. И чем больше не понимали, тем громче роптали и нервничали.
– Когда мы вспоминаем свою жизнь, оглядываемся назад и молим Бога? – продолжал Юрий.
– Зеркало? – снова в нетерпении перебил Генри. – Я вас понимаю! Но как это осуществить?
– Зеркало, – повторил писатель. – Именно, зеркало! Вы совершенно правы! Нужно создать иллюзию последнего дня человечества. Последнего дня для каждого на планете, и тогда они, наконец, задумаются. А задумаются – значит поймут! Создать не кинофильм или книгу, но реальную иллюзию, в которую поверят все, и будет это единовременно.
– Что вы имеете в виду? – выкрикнули из зала.
– Тейа!!!
– Что??? – люди замолчали, вновь не понимая. Теперь было страшно смотреть на этого странного человека.
– Мы забираем Тейю с траектории давности, – четко произнес он, – одалживаем ее у космоса и времени с того момента, как она уже здесь побывала, и даем ей возможность повторить свой полет.
Люди продолжали молчать.
– Вы сошли с ума? – наконец воскликнул Генри. – Вы хотите повторить падение и уничтожить все?
Писатель долю секунды подумал, понимая, что от следующих его слов будет зависеть все. Поймут ли его?!..
– И да, и нет. Мы возвращаем Тейю лишь на какой-то промежуток времени, даем ей возможность подлететь ближе, показать себя в убийственной красоте, а затем отправляем ее назад…
Мертвая тишина повисла в воздухе. От предчувствия этого зрелища у всех перехватило дыхание, слышен был только нежный щебет птиц, поневоле ставших свидетелями этого демонического плана.
– Такого трудно себе представить, не то чтобы воплотить, – нарушив тишину, воскликнул кто-то.
– Утопия! – прошептал старый Уилсон.
– Почему? – азартно возразил физик. – Просто нужно подумать, как это сделать! – он был готов на все.
– Вы серьезно? – спросил его Генри.
– Думаю, да, – сказал Леонид. – А у нас есть выбор?
– Зло во благо… Или благо во зло,… – произнес Ричард.
– Гениально! – тихо шептал Генри, представляя себе это… – Вы сумасшедший… Это гениально!..
– Зеркало!.. Тейа!.. – теперь зал гудел, словно его пробудили от долгой спячки. Люди вскакивали с мест, что-то говорили, перебивая друг друга, кричали. Все продолжалось, пока их ропот не прервал громкий возглас Генри:
– Вы слышали, что предложил мистер Нестеров? Думайте, господа! Думайте и решайте. От вашего решения зависит все! Кто согласен?
Яркое солнце освещало трибуны и лица этих людей, воздух не шевелился, ни дуновения, ни ветерка, ни одна птица больше не издавала своего щебета. Гигантские ветви папоротника нависали над краями амфитеатра, боясь спугнуть тишину, тоже застыли в оцепенении. Казалось, океан, небо и все вокруг на какое-то мгновение замерло, затаив дыхание, и остановилось. И все ждали, что скажут они – ничтожная горстка людей, которая сейчас решала все… И, словно, вздох пронесся в тишине:
– Да!.. Да!.. Да!..
Люди медленно вставали, осознавая, что они делают, они говорили «да», и не осталось ни одно, кто был бы против.
– Чудовищный план! Принято! – произнес Генри, восхищением посмотрев на писателя. А тот уже поднимался к своему ряду, занимая место рядом с Леонидом, с человеком, которому предстояло все это осуществить.
После совета уже там, внизу, писателя догнал старый Ричард:
– Скажите, Юрий… Скажите честно, вы уже дописали эту главу?
Писатель понял его и, подумав, ответил:
– Сказать по правде – нет.
– Что же мешает сделать это? – жестко спросил Ричард. Юрий задумался и честно ему ответил:
– Я не вижу конца. Я не чувствую его. Только верю. Но, наверное, это немало?
– Да, немало, – ответил Ричард. Они пожали друг другу руки и писатель удалился.
– Вот и я не вижу, – пробормотал Уилсон, задумчиво глядя ему вслед…
46
До конца оставалось две недели – ровно четырнадцать дней. За это время нужно было успеть сделать то, что не удавалось за предыдущие два года, за все тысячелетия, с тех пор, как на небе чьей-то безжалостной рукой были начертаны цифры, которые обозначили роковой день. Иногда Юрию казалось, что они взяли на себя полномочия, на которые имеет право только создатель. Но механизм был запущен, и теперь люди в нетерпении ожидали чудесного спасения. Если оставался шанс, нужно было идти до конца, каким бы он ни был. Слово – «конец» теперь висело в воздухе, и никакой ураган не мог сдвинуть его с места и разогнать черную тучу, которая затмевала весь горизонт там, «наверху», а значит, и здесь, в сердцах людей, в их мыслях и мольбах.
Они не спали трое суток. Иногда роняли тяжелые головы на рабочие столы между приборами и пультами, где на мгновение забывались, но снова и снова искали и ругались, просчитывали и начинали все с самого начала. Теперь Леониду было легче – работа помогала постоянно не думать о Валери, оставляла надежду, и сейчас он был готов на все. А внутренний голос подсказывал, что нужно делать. Вилли его понимал, но совсем не жалел – иногда жалость убивает, а сейчас нужно было собрать всю волю в кулак и бороться с тяжелой задачей и с самим собой. Такая жестокость коллеги и друга иногда помогает и не дает возможность эмоциям победить здравый смысл. Это такие разные плоскости – наши чувства и разум, как разные измерения жизни. И если хватит ума не давать волю своим чувствам, тогда победит разум, как бы ни было тяжело. Поэтому он сутками напролет, в изнеможении, но с надеждой и верой в успех, проводил время здесь, в лаборатории. Наконец, решение приняло свои очертания, оставалось лишь придать ему конечную форму.
Они сидели на совете у Генри и объясняли принцип действия нового механизма. До этого физики имели дело с тоннелеобразной «кротовой норой». Их работа сводилась к тому, чтобы заполнить ее экзотической материей и сделать проходимой. Мощный источник энергии шаровой молнии поддерживал стабильность канала и не давал ему «схлопываться», вернее, закрываться…
