– А ты не из шляхты?
– А я вообще – не литовец… наверное.
112
– Ты что, не знаешь, кто ты по происхождению?
– Понятия не имею… Я же не англичанин.
– У меня в роду саксы были и шотландцы – по линии отца.
– Ясно.
– Ты же не можешь совсем ничего о своих предках не знать?
– Почему же? Могу. Что-то знаю, конечно, только…
– У тебя, значит, наследственная склонность к секретности?
– Точно. Мне не понятно, что за пристрастие у вас в историях предков копаться?
– Знаешь их, знаешь и себя.
– Отчасти только. Просто и на них, и на тебе наклеено полно показухи, за которой правду
сложно рассмотреть. Видимость вокруг одна. Все вообще – видимость.
– Да нет, не все.
– А ты на меня посмотри. Я русский, похожий на немца и периодами кажущийся литовцем или
англичанином. Перевернул пустую стопку – и стал русским, взял вилку в левую руку – и стал
англичанином. Стал выглядеть и мыслить, как немец, и стал – немцем в чужих глазах… в своих и в
чужих. Ты тот, кем считаешь себя. А другие считают тебе тем, кем ты считаешь, называешь и
показываешь себя.
– Я с тобой не согласен. Люди видят нас настоящих.
– Да ничего подобного. Люди видят только то, что перед глазами. Просто, только это и есть – то,
что перед глазами. А все остальное есть только – в голове… в твоей и в чужой голове. Вот показал
бы ты отцу-аристократу поддельные документы с кучей запутанных саксонских и шотландских
корней – он бы тебя с распростертыми объятьями встретил, а не пинком под зад послал.
– Только это была бы – подделка.
– И что? Главное, – результат. Ты все свое возьмешь – и леди, и…
– Леди ложью не завоюешь.
– Да ладно… Будет твоей – и глазом моргнуть не успеешь.
– Я сказал – не завоюешь, а не – не затащишь в постель.
– А разница, Ричард?
– Ты бы стал носить незаслуженную награду?
– Для дела – стал бы.
– Для дела… Я Элизабет добиваюсь не для дела.
– А для чего же?
– Я люблю ее.
– А это что, не дело?
– Нет. Это другое… Это…
– Думаю, усложняешь ты все.
– А ты – упрощаешь.
– У меня и так служба сложная и жизнь запутанная – мне нужно хоть что-то простое и ясное.
Англичанин задумался. Я – тоже.
– Слава, ты встать можешь?
– Могу.
– А идти?
Я уронил голову на руки, упертые в колени.
– Нет, не могу.
– Мы останемся здесь…
– Пока останемся.
– Слава, ты только не молчи. Не дай мне заснуть. Темно кругом, холодно, пусто и… Я еще не
готов…
– Ко сну?
– Не язви, Слава, я серьезно. Стоит мне заснуть, я – не проснусь.
113
– Да верно все – есть риск. Надо нам поочередно спать. Тогда у одного есть шанс другого
растолкать, если его сон слишком далеко зайдет и чересчур глубоким станет. Заметно это – пульс
снижается и…
– Если заснет один – заснет и другой.
– Мы не отдохнем, не выспавшись, и не сойдем с места.
– Слава, я не понимаю… Ты еще надеешься? По-настоящему, еще надеешься?
– А ты что?
– Я понял, что погибну, когда попал к ним.
– А я не понял. И не пойму, пока не погибну. И вообще… Зачем ты пошел, если решил, что не
нужно идти?
– Согласись, что такая смерть все же лучше. Лучше – в пустыне, чем в плену, лучше – ночью,
чем днем.
– Согласен. Только еще лучше – вообще выжить и выбраться. Спи, я постерегу. Я не засну –
пораскину пока мыслями.
Глава 20
Англичанин спит тревожно, но все же – спит. Я себе сна не позволю. Не верю я ему – врагу.
Ему – простому летчику-истребителю – к нам в плен попасть не так страшно, как мне – к ним.
Меня больше беспокоит не смерть во сне, а наше обнаружение моими врагами. Я в таком
состоянии – могу не выдержать допроса. Нельзя мне на допрос попасть, когда в голове
испепеленный и выстуженный мрак, а не четкие ответы, когда сил терпеть тяжкую тягомотину с
жесткими вопросами просто не осталось. Нет, не получат меня англичане. Я взял на себя
ответственность и буду держать ответ. Не откажусь я от долга, несмотря на то, что мне предстоит
тащить его на плечах гнетущим грузом, повинуясь выпавшей мне по причине провинности тяжкой
участи. Потребуют обстоятельства выбирать – про сохранение своей шкуры забуду, вспоминая про
ответственность. Секреты государства стоят и моей бесславной и безвестной смерти, и его –
Ричарда.
Раньше еще силы оставались, раньше еще думал – придем мы на их базу, а не на нашу – сдамся.
А теперь решил, что я к ним в плен не попаду никак. И решил – твердо. Англичанин об этом знать
не должен – и не узнает. Он мне, конечно, лично уже не враг, хоть еще и не друг. Только на деле он
мой – враг и никогда не станет моим – другом. Я могу позволить себе терпение к нему, даже
уважение, но не больше. Он пойдет в расход, когда этого потребует государство… как и я… как
каждый, кто окажется в моих руках.
Услышав шум винтов, присыпал песком спящего британца и упал лицом вниз, поспешно
скрывая в пыли оружие и другое снаряжение. Я не скажу ему про вертолет. Пока не буду уверен,
что вертолет наш – не скажу ни слова. Рассчитывайте на меня, Игорь Иванович, я не подведу. Когда
дело серьезно – я никогда не подвожу. Эх, Агнешка… Непросто между тобой и государством
выбирать – поэтому выбор просто не стоит, поэтому я его себе просто не даю. Для тебя я и так
натворил дел, отойдя в сторону от долга. Только тогда дело не так обстояло. Теперь я себе не
позволю такой крюк дать – теперь я тайны государства под угрозу поставлю такими обходными
действиями. Теперь шум винтов вышибает у меня из головы и тебя, и Войцеха, и… всех, кроме
Игоря Ивановича.
Глава 21
Толкнул британца – он просыпается долго, двигается совсем вяло.
– Пошли. Надо хоть десять километров отмерить, пока солнце не встало. Оно взойдет так же
резко, как зашло. Не должно оно нас врасплох застать.
– Все равно – застанет.
– Песком защищаться будем. Он нас от солнца спрячет – водой обольемся, песком обдадимся, и
порядок. А на остановках зароемся в него просто – он только поверхностно раскаляется.
114
– У нас ни сил, ни лопат нет.
– Ричард, сказал же – не опускай мне дух.
Я промыл гноящийся глаз, заправился антибиотиком и подхватил оружие, ожидая Ричарда.
