Улица на какое-то время оказалась запружена, паланкины и повозки образовали затор. На шум прибежал отряд городской стражи, немедленно пустивший в ход бамбуковые дубинки. Начальник отряда едва успел прокричать Эртхиа и купцам, что они подвергнуты задержанию и должны быть препровождены для разбирательства на судебное подворье, как вдруг рядом с ним выросла невзрачная фигура в неприметном темном халате и маленькой шапочке на голове.
- Оставь их, - внятно произнес посторонний.
Начальник грозно нахмурился, надул щеки и встопорщил редкие усы, готовясь дать отповедь наглецу, но пришелец ловко извлек из рукава и ткнул почти в самое лицо ему красную бирку с золотой каймой. Начальник тут же вытянулся и прокричал команду. Его подчиненные опустили дубинки.
- Начальник стражи квартала Пробудившегося Тигра почтительно докладывает, что произошло нарушение движения на столичных улицах, за что полагается...
- Заткнись, - на ходу бросил ему незнакомец и подошел к Дэнешу, с недовольным видом потиравшему кисть правой руки. - Господин У Тхэ просит господина Дэн-ши и его спутников оказать ему честь своим посещением.
Дэнеш кивнул и обернулся к Эртхиа:
- Договорись с купцами, где ты их найдешь.
- На базаре, конечно, - виновато поморщился Эртхиа. Ему не досталось ни одного удара бамбуковой дубинки.
- Мы остановимся в самом большом хане, два квартала отсюда. Это прямо по улице и у самого базара направо. Любой тебе укажет, повелитель, объяснил один из караванщиков, и другие, кто еще не разошелся к своим верблюдам, закивали. Все с восторгом и трепетом глядели на своего царя, неведомо как оказавшегося у ворот города, расположенного на другом конце мира от Аттана. А что царь звания своего здешним не выдает, так мало ли, какие дела бывают! Кому и знать, как не купцам.
О бумажном домике
Тахин с Дэнешем целыми днями топтались на площадке за домом - привыкали к новым клинкам. Эртхиа тоже, конечно, покромсал воздух для обвычки, но эти двое, когда речь заходила об оружии, становились невменяемы. Эртхиа кричал им с террасы, хорошо, мол, что воздуха много, а то изрубили бы весь - и дышать стало бы нечем. Но за звоном они его не слышали.
Дом казался пустым, хотя кроме них и госпожи Хон в нем жили еще двое: тихая улыбчивая хозяйка и мальчик-слуга.
Вот они появились на пороге комнаты, отделенной от веранды двумя легкими ширмами с изображением заснеженных веток сосны.
Хозяйка была почти на голову выше И-тинь, но так же легка на ногу и движениями текуча. Эртхиа стеснялся разглядывать ее, угадав особую связь между нею и господином У Тхэ. Даже Дэнеша не стал переспрашивать: и так все было видно из ее приветливого послушания и его невозмутимого превосходства. Стесняться стеснялся, но красоту не увидеть трудно. И он тихонько, вполглаза любовался красавицей, когда она прислуживала им за трапезой, или вместе с И-тинь развлекала песнями и игрой на пиба, или когда в саду выбирала цветы, которыми потом украшала дом, собственноручно расставляя по комнатам задумчивые букеты. Мальчик следовал тогда за нею, внимательно смотрел, внимательно слушал.
Эртхиа, скосив глаза, наблюдал из-за края ширмы, как она маленькими шажками пересекает комнату, опускается на колени, выбирает цветок из пучка в руках слуги, то ли ученика, как легко движутся невесомые пальцы, как вытягивается ее шея из трех лесенкой торчащих воротников, набеленная, как и лицо, густо-густо. Густыми облаками клубились волосы, пронизанные, как молниями, длинными шпильками, но молниями ласковыми, безгромными. И, в точности как у Хон И-тинь, лицо было забелено все, только на верхней губе лепестком алело пятнышко краски, и нарисованные брови чернели узкими листочками. Лица не было, было прекрасное в своей неизменности изображение, знак прекрасного лица. И все оживлялось тихими, певучими движениями, робкой прелестью жестов и колокольчиковым голосом.
Заметив Эртхиа, она что-то сказала слуге. Тот осторожно положил цветы на колени хозяйке и торопливо вышел.
Эртхиа подумал, что такой голос не может быть от природы. Или в горло надо вставить серебряную трубочку с маленькими бубенчиками внутри, или долгие годы учиться такому звуку. У Хон И-тинь тоже был такой голос и в точности такие же интонации.
Тут Эртхиа запнулся в мыслях. Хозяйка (хозяйка ли, если так заметна здесь власть У Тхэ?) и маленькая Хон были очень схожи, очень. Но, положа руку на сердце, Эртхиа не мог не признавать, что маленькой Хон далеко до хозяйки. И маленькая Хон нравилась ему больше.
А все же ей было далеко... Взять хоть голос. У И-тинь бубенчики были серебряные, а у хозяйки - хрустальные. И когда они садились играть на своих широких, глубоко-округлых, с длинными колками пиба, пальцы хозяйки крепче зажимали лады, и звук выходил чище и сильнее. От игры и пения И-тинь хотелось порой и плакать. А когда пела хозяйка, тоненькое и печальное в душе не откликалось, но тихий трепет происходил в душе и ознобный восторг.
Так и во всем. Красота нарисованного лица хозяйки была совершенна. А у И-тинь - милее. И все тут. Эртхиа глаз бы с нее не сводил. Но ее поселили в дальней комнате, и она выходила только вечером и только вместе с хозяйкой. Эртхиа не хотел или не смел нарушать порядок в этом доме, где стены так тонки под блестящим лаком, так хрупки все вещи, так печальны цветы. Еще ему казалось, что, нагрянь буря, в этом доме, где только бумагой прикрыты окна, ничто не стронется со своих мест, и не шелохнутся красивые рисунки, развешанные по стенам, и не нарушится прихотливая стройность букетов, и не поведет бровью хозяйка и не уронит ни одной шпильки, ни одной пряди из прически-облака. Такой порядок, и правда, он не смел нарушить.
Мальчик принес накрытый столик, поставил перед Эртхиа. Хозяйка сама вышла на веранду, опустилась у столика на колени, наполнила чарочку, подала Эртхиа. Сказала что-то. Эртхиа улыбнулся, принял легонькую скорлупку, в полглотка осушил. Она налила еще. Эртхиа покачал головой, но она, с поклоном и ласковой улыбкой, снова протянула ему чарочку.
Эртхиа только сейчас услышал, что звон и лязг за домом прекратились. Наклонившись над перильцами, он увидел Дэнеша, а потом и Тахина, выходящих из-за угла. Разгоряченные, веселые, они обменивались смешками и задорными взглядами, довольные новым оружием и друг другом и самими собой.
- Идите, выпейте, - позвал их Эртхиа.
- Идем-идем, - усмехнулся Тахин. - Я бы и в самом деле выпил.
Они поднялись на веранду. Хозяйка вспорхнула, шелестя одеждами, спросила о чем-то Дэнеша, Дэнеш кивнул, она поклонилась и вышла. Эртхиа не удержался, проводил ее восхищенным взглядом, сказал друзьям, усаживавшимся к столику:
