2. "На стене картина. Говорят, чудо искусства. Девушка на ней словно живая. Словно, да не совсем. Молчит, не дышит, не смеется. Тронул пальцем заскорузлый холод с буграми липкой краски. Пальцы запачкал, не отмываются. Вот тебе и красавица, "словно живая"!
Рядом ценительница искусства, знаток, художественная натура. Восхитилась, глазки горят, волнение колышет грудь. Тронул пальцем ручку - не бугристая и не липкая, теплый атлас. И сразу все пришло в движение: щеки зарделись, глазки мечут молнии. Если в гневе так хороша, какова же в любви?
А ту, на холсте, хоть ножницами режь. Ничего в ней нет, кроме серых волокон и липкой краски".
3. "Сладка вода для того, кто спину гнул над плугом. Отдых сладок тому, кто потрудился на славу. Вон старик сидит на завалинке, вокруг галдят внучата. Галдят, а он дремлет, подставив лицо солнышку. На лице покой и довольство. Звенит многочисленное потомство. Не зря гнул спину, жизнь прожита недаром".
Таких стихов от Гирдла остались сотни. Их декламировали на свадьбах и крестинах пели на простые мотивы. И выпало Гирдлу счастье быть знаменитым при жизни, уважаемым и популярным. Его почитали, не потому что Гирдл вел за собой, а потому, что шел за почитателями, выражал их точку зрения на жизнь: "Человек живет для будущего, а будущее - это дети. В детях - счастье, много детей много счастья".
Результат нетрудно угадать. Прирост населения на Астрелле был завидный. Число жителей увеличивалось вдвое в каждом поколении. Двоение за четверть века, за столетие народонаселение выросло в 16 раз, за полтора века - в 64 раза, через два перевалило за триста тысяч.
И тут встала перед астреллитами проблема, которая у нас на Земле находится в ведении географии: проблема природных ресурсов их учета, подсчета и расчета. При Здарге Астрелла была просторным вольным парком, но на крошечном астероиде циклы развития завершались быстрее: всего полтора века понадобилось, чтобы плотно заселить просторный парк. Появился обычай, позже он стал правилом, а затем и законом: не жениться, пока не изготовил участок для своей семьи. Земледелие, как известно, требует пологих полей. Некогда, при Здарге, площадки выравнивали плавителями. Но пчелы искоренили технику. За полтора века она была начисто забыта. Ныне астреллиты долбили скалы киркой. Чтобы создать огород, надо было трудиться много лет. Младенец еще чмокал соской, а отец его уже долбил камни, чтобы не задерживать свадьбу сына.
Там, где три тысячи терялись на просторе, триста тысяч толкали друг друга.
Времена Гирдла ушли в прошлое. Сам он давно смежил очи, окруженный многочисленными внуками. Гирдла чтили и потомки, но больше по традиции. Властительницей же дум поколения стала поэтесса Нонна. Самопожертвование было ее излюбленной темой. Например: друзья любят одну девушку, она выбрала безземельного, благородный соперник желает ей счастья и отдает свой наследственный участок избраннику. Сестра отдает участок сестре, подруга подруге, родители убивают себя, чтобы не оттягивать счастье детей. Длинные и сентиментальные поэмы Нонны вызывали восторг и слезы умиления, влюбленные девушки заучивали их наизусть. Едва ли кто-нибудь из них собирался жертвовать своим приданым, вероятнее, они мечтали, чтобы жертву принесли им.
Горькая нужда и тут изображалась доблестью. Врачи уверяли, что раннее супружество расшатывает неокрепший организм, высасывает соки мозга и пресекает умственную деятельность (как будто она остро необходима для долбежки камней). Воспитатели предостерегали против чрезмерного увлечения телесными радостями, хулили невоздержанных, призывали к радостям духовным. Был даже создан Орден Чистой Духовности. Члены его давали обет безбрачия, отказывались от своего надела в пользу неимущих сирот.
От культа многодетности к культу безбрачия - любопытный разворот. Полная переоценка ценностей!
Возможно, переоценка эта прошла бы плавно и незаметно, если бы не впутался тут доктор Дэнтр с его потрясающим открытием.
Врачи на протяжении всей эпохи Чистых радостей оставались в числе самых почетных граждан Астреллы, Еще при Хитте было установлено, что в триумвират правителей наравне с Главным Воспитателем и Главным Учителем входит и Главный Врач. Естественное решение для директора детского сада, превращающего всю планету в детский сад. В дальнейшем при всеобщем неодобрении умственного труда роль Учителя стала третьей и даже третьестепенной, но Врач оставался в почете. Врачу - избавителю от страданий, Врачу - спасителю жизни, хранителю маленьких детей (сиречь счастья) посвящали свои рифмы и жизнелюбивый Гирдл, и чувствительная Нонна. О подвигах проницательных диагностов слагались легенды и эпические песни. И над чем тут посмеиваться? Разве лучше воспевать подвиги рыцарей, наносящих колотые и рваные раны, заносящие инфекцию в кровь с помощью нестерильного копья?
Но самое важное: для врачей, спасителей младенцев, было сделано исключение. На фоне общего увядания наук медицина кое-как поддерживалась. Гирлд мог сколько угодно проклинать дымные колбы, во врачебных кабинетах они сохранились. Врачи делали анализы, писали диссертации, продолжали поиски. Самые даровитые дети шли к ним в ученики. Если у ребенка проявлялись способности в начальной школе, о нем говорили с похвалой: "Этот станет доктором". Не было иного пути для живого ума на Астрелле.
Дэнтр был даровит, любознателен, трудолюбив, а, кроме того, еще и жалостлив. Он сочувствовал каждому больному, ощущал его боль, горевал, провожая в могилу. Детский врачом он так и не сумел стать, выше сил его было смотреть на страдания несмышленышей, занялся гериатрией - лечением стариков. Но в работе детского врача есть нечто оптимистическое: несмышленыши легко заболевают, легко и выздоравливают, как правило, болезни у них проходят бесследно. Старик же болеет нудно, натужно и длительно, никогда не излечиваясь до конца. Он как бы спускается по лестнице, пятясь и цепляясь за перила. Врач может только продлить, растянуть этот спуск, оттянуть на пять лет, на год, на полгода последний вздох.
Мириады врачей на миллионах планет Звездного Шара мирились и мирятся с этой грустной ролью, даже гордятся своей выдержкой, подбадривая себя сентенцией что "врач не имеет права умирать с каждым больным". Но Дэнтр продолжал умирать с каждым, корчиться от чужой боли, терзался, искал выход... и нашел. Нашел причину старости, а, следовательно, и путь к ее устранению.
К величайшему сожалению, нет возможности изложить суть открытия Дэнтра во всех подробностях. Его записки были тщательно уничтожены (ниже рассказано, как и почему). Но, судя по устным воспоминаниям, Дэнтр нашел в мозгу своих соплеменников некий центр переключения жизненных стадий: от юности к зрелости, от зрелости к старости (именно к этому центру пробивались проглоченные хирурги). И сумел найти способ для обратного переключения - с режима старости на режим молодых лет.
