Владимир Печенкин - Поиск-82: Приключения. Фантастика

— Может, он накупил в аптеке разных настоек и наглотался их до обалдения? — спросил кто-то.

— Это не в моей компетенции, — отвел вопрос судмедэксперт. — Но на таком фоне он мог принять любую дрянь, которую сейчас трудно обнаружить... И еще одна деталь. В желудке и в сердечной мышце обнаружен аспарилин — вещество, которое резко замедляет работу сердца. Оно содержится в некоторых растениях, а также синтезировано и выпускается в виде лекарства, которое назначают при пароксизмальной тахикардии, то есть при приступах сердцебиения. Средство относительно безобидное, но, замечу, без рецепта не выдается. И тут выплывает одна тонкость: если обнаруженная доза поступила в организм дробно, по частям, — ничего страшного, но если ее приняли одномоментно — найденного количества вещества достаточно, чтобы вызвать остановку сердца. Вот так-то. — Судмедэксперт с укоризной посмотрел на Пряхина: — Серьезное, может быть, дело, Николай Павлович, а вы меня все время подгоняли.

Пряхин глянул на него исподлобья:

— Все же прошу вас укладываться в десять минут. Такой у нас порядок. Так... двинемся дальше. Что дала техническая экспертиза, капитан Марфин?

Поднялся инспектор с лицом мима. Брови его плясали. Он то сводил их, становясь угрюмым, то предоставлял им возможность взлететь вверх, изображая горестное недоумение.

— Вот этот замочек, — сказал он, беря в руки замок и показывая его присутствующим, — этот замочек не простой. Золотой, можно сказать, замок. — И вперился в кусок кованого железа взглядом гурмана, увидевшего редкое блюдо. — Изделие демидовских времен. С секретом. Как говорится, простенько, но со вкусом. Секрет немудреный, а не знаешь — не откроешь. Так и получилось. Видите, возле щели для ключа приклепаны две завитушки? Вроде бы украшение, ан нет! Одна из них — потайной стопор. Пока его не повернешь — ключ не повернется. — Он показал, как стопорится в замке поворот ключа. — Видите? Талантливый был умелец неведомый кузнец! Преступник — я думаю, что называю вещи своими именами, — очевидно, не знал о наличии секретного устройства и пытался открыть замок своим ключом. Именно своим, то есть дубликатом настоящего. Почему? В механизме замка обнаружены пылинки хромистой стали «четыре ха тринадцать». Это доказано спектральным анализом. Современная нержавеющая сталь, которую в демидовские времена не знали.

Он издал поцелуйный звук и на миг прикрыл глаза:

— Ну, а дальше не так весело. Отпечатки пальцев на прилавке и найденной десятке идентичны. Смущает, что они как будто специально оставлены: на прилавке — целая ладонь. В картотеке подобных отпечатков не значится. Следы на крыльце и в самом магазине принадлежат одному человеку — высокому, молодому; при ходьбе кривит наружу правый каблук. Размер обуви сорок четвертый. Пока все.

Капитан сел и весьма вольготно развалился на стуле, заложив ногу на ногу. Пряхин смотрел на него с плохо скрываемым недовольством: негоже все-таки капитану милиции вести себя на совещании как в гостях у тещи. От разболтанности до разгильдяйства — один шаг.

— Все? — спросил он резко. — А тайника в магазине не было? Или чего-нибудь похожего?

Капитан смутился, кончики ушей у него побагровели, губы поджались.

— Да как сказать, товарищ подполковник... Можно, конечно, одно местечко в подсобке и под тайник приспособить. Доска там свободно поднимается и гвозди — для блезиру: ногтем вынимаются. Но под доской ничего не обнаружено... Дом старый, пол, можно сказать, ходуном ходит. Вот я и подумал, что это так, от бесхозяйственности. Хотя... — Лицо его искривилось от досады, — теперь припоминаю, что нижняя поверхность доски чистая и углы по кромкам как бы пооббитые. Значит...

— Значит, тайник все-таки есть и, судя по отсутствию пыли на доске, использовали его недавно, — с непонятным удовлетворением перебил Пряхин. — Можете что-нибудь добавить?

— Нет, — выпалил Марфин и выпрямился на стуле в позе примерного школьника.

— Не забудьте представить рапорт по поводу небрежно составленного протокола осмотра места, происшествия.

В глазах Пряхина, казалось, мелькнула усмешка, но лицо оставалось невозмутимым.

— Послушаем, что скажет нам лейтенант Бутенко о связях Демина.

Лейтенант Бутенко не привык участвовать в подобных совещаниях и чувствовал себя неловко. Но он был доволен — эта история выбила его из привычной неторопливой жизни: контроля за пропиской, бесед с пьяными мужьями, воспитания хулиганствующих подростков, помощи санэпидстанции. Дела были мелкие, будничные и вызывали в лейтенанте глухое, нарастающее раздражение; он, как и большинство молодых здоровых людей, был уверен, что может жить более ярко и интересно, мечтал о случае, который даст возможность показать себя. А таким случаем, учитывая его профессию, могло быть, в сущности, одно: серьезное преступление. Кажется, оно произошло. И все же сейчас Бутенко с легким сожалением вспомнил о тихих, спокойных днях, когда единственной заботой было вовремя сдать очередной отчет в райотдел.

— Мишуня... то есть, извините, гражданин Демин, — начал он, — жил очень замкнуто. Сам по себе. По свидетельству квартирной хозяйки, образ жизни у него был самый что ни на есть однообразный: с утра — на работу в магазин, вечером — пришел в подпитии и лег спать. И так каждый день. Книг или газет не читал, телевизор не смотрел. Приятелей не имел. Это, по-моему, важный факт, так как несколько дней назад видели его идущим вместе с неким Крошкиным Егором Петровичем. Шли они и довольно оживленно беседовали. Вроде бы ничего их связывать не может, я проверил. Крошкин приехал из Чернигова и поселился в Ряхово, сняв комнату у гражданки Бирюковой. Работает бухгалтером в ЖЭКе, не пьет, не курит, разводит рыбок. Занятие как будто невинное и душевное, а представьте себе — прибыльное. По воскресеньям сбывает Крошкин на рынке разных рыбок по два-три рубля за штуку и, если учесть рыбью плодовитость, — должен иметь кой-какой доход. Но по нему не видно — одевается скромно и не фордыбачит. Однако гражданка Бирюкова хвасталась соседям, что Крошкин на день рождения подарил ей золотые сережки. Подарочек с размахом... Только, мне думается, Крошкин — не тот человек, который может вас заинтересовать. В эту ночь он прооперирован. Аппендицит у него. Больше никто не просматривается...

— Так, — сказал Николай Павлович, — ясно. А как версия с озорством? Тоже не просматривается?

Бутенко почему-то насупился, и вид у него был такой, будто отвечать лейтенанту страшно не хочется, будто таится в этом вопросе известный только ему подводный камень.

— Да как сказать... — протянул он, хмуря брови. — Есть у нас одна ряховская знаменитость, но я лично крупно сомневаюсь, что это его работа...