«Твои враги заблокировали сфинктер, — ответил тот. — Придется возвращаться в обход, через пять расколов и одно возмущение. Окружи себя газом и приготовься произнести заклинание».
Шимрод выпустил газ из пузырчатой капсулы — газ обволок его тело, как липкая пленка. Инкуб заставил его пройти большое расстояние и наконец позволил передохнуть: «Не беспокойся, здесь нам следует подождать».
Шло время — Шимрод не мог определить, сколько именно. Наконец инкуб произнес: «Готовь заклинание!»
Шимрод внимательно прочел про себя и запомнил текст, начертанный на табличке; руны поблекли и исчезли — у него в руках осталась чистая керамическая плитка.
«Пора! Произноси заклятие!»
Шимрод стоял на поляне — там, куда он пришел с Меланкте. Его спутницы нигде не было. Судя по всему, он вернулся зябким осенним или зимним вечером; уже начинало смеркаться. Над поляной низко нависли тучи, полуприкрытые, как черными кружевами, голыми ветвями деревьев. На поверхности отвесного утеса больше не было никакой окованной двери.
В холодных зимних сумерках почти опустевшая таверна «Смеющегося Солнца и плачущей Луны» порадовала Шимрода теплом и уютом. Хозяин постоялого двора, Посох, приветствовал Шимрода вежливой улыбкой: «Рад вас видеть, сударь. Я боялся, что с вами стряслась какая-то беда».
«В общем и в целом ваши опасения оправдались».
«В этом нет ничего необычного. С ярмарки каждый год таинственно исчезают по меньшей мере несколько человек».
В одежде Шимрода образовались дыры, словно ее разъело кислотой или прожгло. Взглянув на себя в зеркало, он заметил впалые щеки, расширившиеся зрачки и странный коричневатый загар, оттенком напоминавший мореное дерево.
После ужина Шимрод молча сидел, задумавшись, у камина. Насколько он понимал, Меланкте отправила его в Айрерли с одной из двух возможных целей: чтобы приобрести тринадцать разноцветных бриллиантов или чтобы погубить его. Возможно, она надеялась, так сказать, убить двух зайцев одним выстрелом. Главным образом, конечно, ее интересовало его уничтожение. В противном случае она могла бы позволить ему вернуться с самоцветами. И поступиться, таким образом, своим целомудрием? Шимрод усмехнулся. Нарушить обещание для нее было не труднее, чем послать его на верную смерть.
Наутро Шимрод расплатился за постой, прикрепил волшебные перья к новым сапогам и покинул таверну у перекрестка Твиттена.
В свое время он вернулся в Трильду. Под низкими тучами луг выглядел мрачным и суровым. Усадьба казалась еще более унылой и заброшенной. Подходя шаг за шагом, Шимрод наконец остановился, чтобы рассмотреть свое жилище получше. Входная дверь была распахнута настежь. Медленно приблизившись, Шимрод вошел, не закрывая разбитую дверь, в свой кабинет, где он обнаружил останки Грофинета. Кто-то подвесил его помощника, привязав его длинные ноги к потолочной перекладине, и поджаривал его на огне — несомненно для того, чтобы выпытать местонахождение сокровищ Шим-рода. По-видимому, сначала палач обугливал на жаровне, вершок за вершком, шерстистый хвост Грофинета, а затем опустил его головой в пламя. Конечно же, Грофинет истерически выкрикнул все, что знал, мучимый сознанием своей слабости не меньше, чем огнем, которого он так боялся. Наконец, чтобы больше не слышать его бессвязные вопли, кто-то рассек опаленную голову Грофинета чем-то вроде топорика или мясницкого ножа.
Шимрод заглянул под очаг. Бугорчатый черный брусок — хранилище магических средств и справочников — исчез. Шимрод ничего другого и не ожидал. Он усвоил основные навыки чародейства, умел обмануть простаков несколькими трюками и помнил пару полезных заклинаний. Но Шимрод никогда не был великим чародеем, а теперь его вообще трудно было назвать волшебником.
Меланкте! Она не доверяла ему так же, как он не доверял ей. Но он не стал бы причинять ей вред вопреки ее воле, тогда как она лишила его выхода из Айрерли, чтобы он погиб.
«Меланкте, жуткая ведьма! Ты дорого заплатишь за свои преступления! Я выбрался из Айрерли и преодолел твои препоны, но в мое отсутствие — вызванное тобой! — я потерял все, что мне было дорого, а бедный Грофинет расстался с жизнью. И тебе не уйти от столь же мучительной казни!» — бушевал Шимрод, возбужденно переходя из одной комнаты в другую.
Грабители, воспользовавшиеся его отсутствием в Трильде, тоже должны были быть наказаны — но кто они?
Домашнее Око, конечно же! Оно предназначено именно для таких случаев! Но нет — прежде всего следовало похоронить Грофинета.
Шимрод закопал останки своего компаньона в беседке за усадьбой, положив в могилу немногие принадлежавшие тому вещи, и закончил эту церемонию уже с наступлением темноты. Вернувшись в усадьбу, Шимрод зажег каждый светильник и развел огонь в камине. И все равно Трильда оставалась унылой и одинокой.
Шимрод достал Домашнее Око из-под коньковой балки и поставил его на резной стол. Побуждаемое надлежащими стимулами, Око воспроизвело все, что происходило в лаборатории в отсутствие Шим-рода.
Первые несколько дней прошли спокойно. Грофинет прилежно выполнял свои обязанности, и все было в порядке. Затем посреди знойного и влажного летнего дня из провозвестника донеслось предупреждение: «С юга приближаются два незнакомца!»
Грофинет поспешно напялил парадную кепку и, решительно напыжившись, занял позицию в дверном проеме. «Незнакомцы! Будьте любезны, остановитесь! — громко объявил он. — Вы подходите к Трильде, усадьбе великого чародея Шимрода, в настоящее время находящейся под моей охраной. Так как вас никто сюда не приглашал, будьте добры удалиться».
Голос ответил ему: «Мы хотели бы перекусить. Нам достаточно каравая хлеба, куска сыра и чарки вина — мы немного передохнем и продолжим путь».
«Не подходите ближе! Я принесу хлеб, сыр и вино, но вход в усадьбу воспрещен. Оставайтесь там, где стоите, а когда я вернусь, сразу уходите. Таковы мои указания».
«Многоуважаемый страж, мы их неукоснительно выполним!»
Польщенный Грофинет повернулся, чтобы зайти внутрь, но его тут же схватили и туго связали кожаными ремнями. Так начался кошмарный вечер.
Злоумышленников было двое.
На поясе первого, высокого статного мужчины с красивым лицом, блестящими черными волосами и манерами отпрыска благородной семьи, в дорогом темно-зеленом кожаном охотничьем костюме и черном плаще, поблескивала рыцарская шпага.
Второй, явно подчиненный первого, был на пару дюймов ниже и дюймов на шесть шире в плечах. Лицо его было сжато, скручено, вмято — будто кто-то вылепил его из глины, а потом бил по нему кулаком. Рот его почти скрывали пышные рыжеватые усы. У него были большие сильные руки, но тощие ноги, и он осторожно ими семенил, словно ходьба причиняла ему боль. Это он пытал Грофинета, пока другой стоял, прислонившись к краю стола, прихлебывая вино и время от времени высказывая замечания.
