Виктор Михайлович Камнев еще некоторое время смотрел на визави так, словно видел его впервые в жизни. Затем, не говоря ни слова, решительно двинулся прочь, выражая свою неприязнь нервными движениями плеч.
* * *
Все предосторожности были приняты. Все, что могли прийти в голову человеку, и кое-какие еще, на всякий случай. Не будем их описывать, дабы не превращать описание событий в скучную техническую документацию.
Финальная сцена выглядела так. Подземный бункер с толстыми стальными стенами, освещенный газовыми лампами – никакого электричества. Никаких роботов, так как для их работы необходима энергия, которой мог бы воспользоваться таинственный агрегат, созданный по инструкции неведомых нам существ. Последний этап сборки осуществлялся вручную четверкой добровольцев, стоящих сейчас в нескольких шагах от странного пластикового шара, в который только что была вставлена последняя деталь.
Одним из этих людей был Юрий Владимирович, который в описании своей роли в проекте проявил присущую ему скромность.
Шар оставался неподвижен. Шар бездействовал. Впрочем, каких действий от него можно было ожидать оставалось совершенно непонятным. Лучшие ученые не смогли сказать ничего определенного относительно его «начинки».
И тут шар заговорил. По-русски. Глубоким сочным баритоном без всякого акцента.
– Здравствуйте. Прошу вас, не пугайтесь.
Можно быть абсолютно уверенным, что четверка людей в бункере была не из пугливых. Но они таки испугались, вопреки просьбе загадочного устройства. Как и положено старшему в этой команде, Юрий Владимирович пришел в себя первым.
– Откуда вы знаете русский? – задал он логичный вопрос. – Кто вы? – задал он вопрос не только логичный, но и наиболее важный.
– Отвечаю последовательно, – донеслось из шара. – Ответ первый. Вынужден признать, что мне все-таки удалось взломать вашу систему защиты и проникнуть в компьютерную сеть. Извините, но поверьте, у меня нет никаких агрессивных намерений. Ответ второй. Предупреждаю, он будет для вас неожиданным. Позвольте представиться, я – житель планеты, пославшей вам сигнал. Вы можете называть меня первианином, – шар негромко и очень деликатно засмеялся. – Перемещения физических объектов меж звезд связаны с практически непреодолимыми трудностями, поэтому наша раса выбрала такой способ путешествовать.
На какое-то время в бункере повисла гробовая тишина. Дар речи к людям еще не вернулся.
– Я рад приветствовать вас, братья по разуму! – голос первианина был бодр и весел. – Скажите, если я начну двигаться, вы не будете стрелять? Поверьте, я отнюдь не пуленепробиваем.
– Скажи, ты правда рад? – Ирке скучно. Ирке хочется поговорить.
– Правда, – а мне неохота отрываться от телевизора.
– Честно-честно?
– О, боже! – я запрокидываю голову и изображаю на лице страдания великомученика. – Неужели тебе за четыре дня не надоело задавать один и тот же вопрос?
– Не-а, – Иркин голос игрив и слегка капризен.
– Тогда, может быть, – я вопросительно смотрю на нее, – ты хочешь услышать какой-нибудь другой ответ?
Плюшевый заяц покидает свое насиженное место на спинке дивана и с приличной скоростью летит мне в голову. Я реагирую небрежным блоком, выдающим немалую практику. Любимая моя супруга подтягивает колени к груди и снимает шлепанец.
Мне ничего не остается, кроме как быстро вскинуть руки вверх, признавая полную и безоговорочную капитуляцию.
– Стоп! Сдаюсь. Я действительно очень рад. Я просто безумно счастлив, честно. Как же может быть иначе? А у вас, Ирина Михайловна, начисто отсутствует чувство юмора.
– Ха! – Ирка, подумав, снимает второй тапок и сворачивается на диване калачиком. – Ты представить не можешь, какое чувство юмора нужно было иметь, чтобы выйти за тебя замуж.
– Ты была бы жестоко наказана за свои слова, женщина, но, – я тяжело вздыхаю, – у меня не поднимется рука на мать моего будущего ребенка.
– То-то!
Супруга с блаженной улыбкой на устах вытягивается во весь рост. При этом, не то случайно, не то благодаря выверенным и отработанным движениям, пола халата откидывается, обнажая бедро. Картина эта, при всей ее простоте, настолько эротична, что способна довести до кипения кровь любого настоящего мужчины.
Так как я отношусь именно к этой категории людей, остатки интереса к событиям на экране телевизора моментально испаряются. Ничего более привлекательного там все равно не покажут.
С грацией атлета, вовсе не отягощенного десятком лишних килограммов, я одним плавным движением перемещаюсь с кресла на диван.
Ирка улыбается еще шире, мой пульс понемногу начинает учащаться, как вдруг все меняется. Ее улыбка тускнеет, становится неуверенной, а лицо приобретает беспокойное выражение.
– Подожди! – жена кладет свою руку поверх моей, уже лежащей на ее колене.
– Что случилось?
– Подумалось вот о чем… Я ведь скоро растолстею. У меня будет огромный живот, нездоровый цвет лица и тусклые волосы…
– Ужас! – я кривлю губы в гримасе отвращения.
– Что-о?! – Ирина приподнимается на локте.
– Ну, не расстраивайся так, родная, – я успокаивающе поглаживаю ее по бедру. – Пару-тройку месяцев я готов потерпеть.
Ирка какое-то время беззвучно ловит ртом воздух. Наконец к ней возвращается дар речи.
– Хам! Какой же ты хам, Горелов! Настоящий мужчина должен сказать женщине, что беременность ей к лицу, живот выглядит чудесно и она ни капельки не поправилась.
– Любимая! – я подвигаюсь поближе к изголовью и проникновенно заглядываю ей в глаза. – Беременность тебе к лицу, а живот выглядит просто восхитительно… как и все остальное. Да, и еще ты совершенно не поправилась!
Само собой, наговорив такую кучу комплиментов, я собираюсь немедленно получить дивиденды по счету и склоняюсь к устам любимой женщины с абсолютно недвусмысленной целью.
Увы! Женский смех – это, конечно же, прекрасно. Но почему они всегда находят для веселья такое неподходящее время? Ирка прыскает прямо мне в лицо, поворачивается набок и начинает тихо смеяться.
Я молча смотрю на ее подрагивающие плечи. Мне ничего не остается, только ждать. Терпеливо. Сейчас любые мои слова или действия могут лишь продлить этот приступ смеха.
Выбранная мной тактика оказалось верной – не проходит и пяти минут, как Ирина снова поворачивается на спину, вытирает навернувшиеся слезинки и обнимает меня рукой за шею.
– Слава… – вполголоса говорит она.
– Да? – отвечаю я не громче.
– А ведь у меня не только фигура, у меня и характер испортится. Стану ж-жуткой стервой. Капризной и вредной.
