Я увидел Анну. Она стояла у другого борта — тонкая и презрительная.
— Боже мой, какая скука… — сказала она. — И вы тоже! И вы — как все.
Я посмотрел на свою окровавленную саблю: кого я убил?
Ощущение веселья пропало. Я бросил саблю. Была грязная, затоптанная, залитая кровью палуба, небритые рожи пиратов, рваные мундиры… Длинными шагами, расталкивая команду, прошел капитан, остановился возле женщины в разорванном платье, широкой пятерней взял ее за волосы. Женщина запрокинула голову, заблестели сахарные зубы.
Анна вздрогнула.
— Уйдем отсюда, — сказал я.
Она пошла, отворачиваясь. Я не знал, куда идти.
Директор говорил: десять-пятнадцать шагов в любую сторону. Я помнил, что море не настоящее, но прыгнуть за борт не мог. Из кают доносились пьяные крики. Вывалился матрос с черпаком, пил, обливая себя красным вином. Я считал шаги: девять, десять, одиннадцать…
На двенадцатом шаге словно лопнула струна. Свет на секунду померк. Мы оказались в полутемной комнате. Было душно. Трещали трехрогие свечи на стенах.
За длинным неоструганным столом сидело человек десять — в завитых париках, в темных камзолах с крахмальными отворотами. На столе лежала большая лохматая карта, прямо на ней стояли кубки с вином и высокая серебряная фляга, изображающая льва, поднявшегося на задние лапы.
Мы сели, и Анна уронила голову на руки. На нас никто не обращал внимания. Холеный человек без парика вел ногтем по карте. На смуглом равнодушном лице его поблескивали светлые глаза.
— До Картахены двести миль, — негромко и властно говорил он. — При благоприятном ветре мы придем туда утром. Войдем в залив и высадимся на холмах, против города. Вот здесь самое удобное место.
Грузные люди в париках вглядывались в карту, сопели. Среди них я увидел черноглазого парня. Он вдруг хитро подмигнул мне и, сделав озабоченное лицо, склонился над картой.
— Город со стороны залива не защищен, — продолжал главный. — Нам придется иметь дело только с гарнизоном. Пушки покрывают это расстояние — нас поддержат корабли.
— Капитан Клайд забыл, что при входе в залив сооружены два форта по двадцать пушек в каждом, — сказал толстый человек, очень похожий на советника.
— Мы их подавим, — небрежно ответил капитан Клайд. — Два фрегата, восемьдесят орудий, час хорошей бомбардировки.
— Перед фортом мели, близко не подойти, — не сдавался толстый.
— Гром и молния! — прорычал его сосед с фиолетовым шрамом от лба до подбородка. — Наплевать! Высадим десант на шлюпках. Мои ребята пойдут первыми…
Черта с два их кто-нибудь остановит! — Он стащил парик, тряхнул рыжими волосами.
Толстый что-то зашипел в ответ. Я не слушал: у меня на груди, под рубашкой, слегка закололо — вызывала «блоха». Я незаметно сжал ее — вызов принят. Парики, склонившись над столом, рычали друг на друга.
Рыжий стучал кулаком, текло вино. Капитан Клайд, откинувшись на спинку, надменно поднимал бровь.
На меня не смотрели. Вместе с платком я захватил в кармане «блоху» и поднес к уху. Голос Кузнецова внятно произнес: «Повторяю — Великие Моголы. Великие Моголы… — И затем другим тоном: — Что? Нет. Сейчас…» — и короткий стон, сдавленный и отчаянный.
Свободной рукой я безуспешно сжимал «блоху» под рубашкой. На вызов никто не отвечал. Черноглазый парень беспокойно заерзал. Наши глаза встретились. Он поспешно опустил веки. Я чувствовал — что-то случилось с Кузнецовым, шепотом сказал Анне:
— Нужно идти.
Она, не подняв головы, ответила:
— Идите.
Я незаметно встал. У дверей застыл негр в тюрбане, с саблей наголо. Блестели молочные зрачки, Я не знал, где искать Кузнецова, пошел по коридору между каютами. Двое пиратов, жадно разглядывавшие золотой браслет, расступились, пропуская меня.
В этот раз переход произошел на четырнадцатом шаге. Свет мигнул. Был полдень. Неистовое южное солнце выжигало из земли тонкую белую пыль. Она покрывала булыжник. Улица уходила в гору. Снеговая вершина ее плыла в небе. По обеим сторонам стояли низкие серые дома с окнами-бойницами. Старые камни крошились от жары. Из проломов глухих стен пробивались пряно пахнущие цветы.
Я послал вызов еще несколько раз. «Блоха» молчала. Я зашагал по пустынной улице. Насколько я понимал технику переноса, простая ходьба мне ничем не грозила: чтобы перейти в другой сюжет, надо было этого хотеть.
Город словно вымер. В горячей пыли копошились облезлые куры. Пробежала собака — скелет, обтянутый шерстью. Откуда-то слышалась гулкая пушечная пальба. Улица вывела меня на площадь — знойную, выгоревшую. Часть ее обрывалась вниз громадным спуском.
Хорошо было видно море. По неправдоподобной синеве его медленно, как игрушечные, передвигались кораблики с раздутыми парусами, время от времени окутываясь клубами дыма. С берега при входе в залив им редко отвечала крепость. Она была как на ладони — обе башни ее обвалились, из низких продолговатых строений в центре валил черный дым. Через стены упорно, как муравьи, лезли крохотные фигурки.
Я понял, что смотрю действие с другой стороны, из Картахены. И еще я понял, что судьба города решена: корабли подавят форт, войдут в залив и начнут бомбардировку.
Метрах в двухстах подо мной по кремнистой тропе от моря карабкался отряд пиратов человек в тридцать.
Блестели пряжки на амуниции. Я толкнул камень. Он покатился вниз. Меня заметили. Один из пиратов поднял руку, и раздался слабый хлопок выстрела. До площади они должны были добраться через полчаса.
Я пошел обратно в город, думая, как найти Кузнецова. Навстречу мне хлынула толпа — солдаты в латах, с алебардами, растерзанные горожане, женщины с детьми. Все это кричало и неслось по улице. Меня вмиг подхватило, кто-то чувствительно ударил в спину. По крикам можно было догадаться, что пираты ворвались в город. Вероятно, бой с фортом был обманным — стянул к себе весь гарнизон, а капитан Клайд тем временем высадил десант и ударил с тыла.
Остановиться в толпе было невозможно. Работая локтями, я продирался к краю. Какой-то офицер без кирасы, придерживая лоскут кожи на щеке, срывающимся голосом звал солдат. Его никто не слушал. Меня прижало к дому, я вцепился в дверную скобу. Толпа схлынула. Бежавшие в хвосте стали перелезать через стены. Появились пираты — ободранные, злые, — с гиканьем понеслись по улице. Все были с мешками.
Двое тащили деревянный ящик, полный золотых монет.
Из-за угла, воздев руки, хохоча, шла женщина в черном монашеском одеянии.
— Элга! — закричал я.
Женщина опустила руки.
— Кто? — повела безумными зрачками. Узнала: — Павел! — И захохотала опять.
