Бывшая крепость Серефа медленно падала, сдаваясь нагромождению мегатонн льда, пока не осталась одна только крепость-башня – кренящийся надгробный памятник человеческой гордыне. Потом ледники стали сползать с гор на юг и на север и стерли даже башню с поверхности Земли; единственное, что еще раз напомнило миру о крепость-башне, было непродолжительное вулканическое извержение – выброс термоядерной энергии, порожденный окончательным падением башни.
Вот так человечество уступило поверхность Земли льду, ветру и снегу, а само, униженное и нищее, укрылось в каменном чреве планеты и наконец уподобилось паразитам в холодеющей шкуре некоего огромного животного.
С собой человечество унесло все знания о Вселенной, все воспоминания о своих прежних достижениях и всю закодированную информацию, определяющую животных и растения, выживших, невзирая на все злоключения времени, невзирая на эволюцию и (в особенности) на давление прежде безжалостного рода человеческого.
Эти зарытые в землю цитадели стали маленькими мирками беженцев и породили еще более мелкие сообщества, когда новые машины взяли на себя работу по поддержанию уровней крипта, пока постепенно все большая и большая часть того, что во всех смыслах было человечеством, не перешла жить не просто в рукотворный мир туннелей, пещер и шахт, но в мир реальностей, созданных компьютерами.
Потом Солнце стало разбухать. Земля сбросила с себя мумифицирующий ледяной кокон, быстро прошла короткий лихорадочный период весны, полной водных потоков и штормов, а потом завернулась в растущую тучу, набухшую проливным дождем. Атмосфера сгущалась, росли жара и давление, а между кипящих туч гуляли молнии. Океаны съежились. Распухшая громада невидимого Солнца поставляла энергию в углубляющийся котел с газами вокруг планеты, преобразуя его в гигантскую колбу, где происходят химические реакции, и осаждая множество едких агентов на голую, окутанную нарами поверхность Земли.
Земля превратилась в то, чем когда-то была Венера, Венера стала напоминать Меркурий, а Меркурий взорвался, растекся и распался на части, превратившись в кольцо расплавленной лавы, помчавшейся по спирали к поверхности Солнца, сквозь багровую темноту.
Но то, что осталось от человечества, не сдавалось, оно отступило дальше от открытой топки поверхности и в конце концов оказалось в ловушке между тем, что происходило наверху, и жаром от жидкого ядра планеты. Именно тогда люди прекратили борьбу за сохранение в макрочеловеческой форме, полностью перешли в виртуальную среду и обратились к переводу своего древнего биохимического наследства в цифровую форму, надеясь, что когда-нибудь на лице Земли вновь появится хрупкая оболочка воды и минералов.
Отныне время потекло для человечества медленно, хотя раньше мчалось стремительно. Фотосфера Солнца продолжала расширяться, она поглотила Венеру, а вскоре настала и очередь Земли. Остатки человечества на Земле погибли разом в смятой сердцевине, когда вышли из строя ее охлаждающие системы, а что до незаконченного спасательного космического корабля, который они пытались соорудить, то он расплавился еще раньше, превратившись в никчемную гору металла.
… Он страдал вместе с каждым ребенком, брошенным в снегу, с каждым стариком или старухой, оставленными под грудой промерзшего тряпья и настолько изможденными, что и дрожать от холода уже не могли, страдал со всеми людьми, унесенными ревущими огненными ветрами, с каждым сознанием (упорядоченная информация о котором свелась к бессмысленному набору данных), уничтоженным все более и более мощным жаром.
И он пробуждался после таких снов, спрашивая себя иногда: неужели все, что показывают ему, может и в самом деле быть правдой? А иногда он просыпался, будучи настолько убежден в реальности случившегося, что проникался верой: увиденное им является неизбежным будущим, а не просто вероятностью, предположением или предупреждением.
На берег он выбрался в сумерках и упал на золотой песок; ароматы роскошных садов ласкали его обнаженную кожу, а тело сотрясалось и корчилось от чрезмерного напряжения.
Тяжело дыша, он смотрел перед собой, волны омывали его ноги. Потом он с трудом поднялся и побрел по ровному участку берега к низкой белой каменной стене, отделяющей прибрежную полосу от садов. Вверх вели ступеньки. Он постоял, потом, немного дрожа, сел на каменные перила и стал смотреть.
В ветвях поросших мохом деревьев летали птицы, струи фонтанов журчали в прохладных бассейнах, поросшие травой лужайки пересекались тропинками, а яркие цветы на клумбах раскрывали бутоны навстречу неторопливому жужжанию насекомых, собирающих поздний нектар.
Серая башня в центре сада казалась темной и заброшенной на фоне насыщенных синеватых тонов неба.
Дыхание у него восстановилось, а когда дрожь снова охватила его, он принял разумное решение – направился к башне.
Он вышел из тени, образованной кронами деревьев.
Темно-серая поверхность башни имела грубовато-ровную текстуру яичной скорлупы. Она стояла на порфировом с прожилками фундаменте и была окружена неглубоким рвом, где плавали лилии. Через ров был переброшен узорчатый деревянный мостик, выкрашенный красным.
Он увидел, как что-то загорелось в небесах у вершины башни, а потом к нему стал спускаться ангел. Он громко рассмеялся.
Йа устал кричать. А ищо больши миня даставало то-што миня малотит па галаве маска каторая свалилась у миня с лица. Ана фсе ищо была прикреплена к ваздушнаму балону у миня на спине и висела у миня за шеей и калотила па затылку.
Йа заважу руку за спину и срываю маску с балоном.
В ушах у миня хлоп хлоп хлоп. Воздух абтикаит миня с такой силай что и смысла кричать пачти нет. Здесь пачти полнастыо тимно. У миня смутнае ащущение што стены нисутся мима миня а йесли изагнуться то йа магу взглянуть вверх и увидить в чернате смутнае питно темнасерава цвета.
Внизу сплашная черната.
Йа пытаюсь закриптаватца, но ничиво не палучаитца. Не знаю толи эта патамушта йа двигаюсь слишкам быстра или патамушта шахта экраниравана или патамушта йа слишкам напуган и ни магу толкам сасридаточитца. Йа снова начинаю кричать, патом прикращаю и хватаю ртом воздух.
Йа бы уже давно абасрался в штаны, вот только йел слишкам давно, а патаму и ни магу.
Воздух здесь халодный хатя и ни лидяной но йа дражу. Спустя какоито время йа принимаю форму ниустойчивай буквы X – йа видил што так делают парашутисты в свабоднам палети. Йа устремляюсь к адной стине патом маниврирую штобы атайти в другую сторану. Мне ириходитца фсе время сглатывать иначи уши разарвутца. Йа пытаюсь саабразить на какой высате был и как долга придетца мне литеть до дна, йесли тока имена дно и астановит мае падение. Йа нанимаю что между мной и дном можит аказатца что-нибуть ище и йа в любой мамент магу врезатца в эта и патаму йа снова ничинаю кричать.
