— Эти спруты и есть разумные существа вашего мира? — спросил он.
— Да, они обладают разумом, — сказал пустынник.
— Почему он был таким беспомощным вначале?
— Он не мог думать.
— Но ведь ты говоришь, что они разумны.
— Они обладают разумом, — уточнил пустынник.
— Как же… — начал Ирв и тут все понял. — Вот в чем дело?
Он вспомнил, что пустынники ведь обладают способностью думать, но не имеют мозга для этого. А спрут, которого он видел, наверное, имеет мозг, но не способен думать им. Получалось, что пустынники и спруты являлись как бы двумя частями разумного существа и только вместе были по-настоящему разумны.
— Да, — сказал пустынник отвечая на его мысли, — мы можем думать только вместе.
— Вот как? — Ирв размышлял над этим. — И вы всегда вместе?
— Нет. Примерно половину времени.
— Половину времени? Почему так?
— Нам нравится думать, — ответил пустынник, — но потом это становится слишком навязчиво, и мы разъединяемся. А потом, когда опять хотим думать, соединяемся снова.
— Хм… И вы всегда соединяетесь с одним и тем же… — Ирв не договорил, не зная, как назвать спрута, но пустынник понял его.
— Нет, — сказал он. — Мы соединяемся с тем, кто свободен.
— То есть всегда с разными?
— Не обязательно. С тем, кто свободен.
— Интересно, — Ирв покачал головой. — Но все-таки зачем вы разъединяетесь, если вам так нравится думать?
Пустынник молчал какое-то время, потом ответил:
— Это становится слишком напряженно — много мыслей, много забот. Когда не думаешь, все просто. Когда думаешь — хорошо, но потом слишком напряженно.
— То есть вы устаете думать? — спросил Ирв.
— Не знаю… Нет, — неуверенно проговорил пустынник. — Просто мы начинаем разрушаться оба, если слишком долго бываем вместе.
— Хм, — Ирв не переставал удивляться. — Но все же это не вполне понятно. А как же…
Он хотел спросить про женских особей, но тут вспомнил о Двери. Вот черт! Ирв резко обернулся. Дверь уже закрывалась, еще пара минут, и будет поздно.
— Заболтался я с тобой, — быстро проговорил он пустыннику. — Ладно, пока. Передавай привет своим спрутам.
— Привет? — спросил пустынник.
Но Ирв уже шагнул в закрывающуюся Дверь и перешел в мир зартов.
По дороге он все думал о странном союзе пустынников и спрутов. Получалось, что пустынники, хоть и были самостоятельными созданиями, но фактически являлись только половиной разумного существа. И теперь, находясь в этом мире, они лишились второй половины и инстинктивно искали ее. Вот в чем была причина их потребности думать: они хотели стать частью целого, для чего и существовали в своем мире. Но зарты не выдерживали их присутствия в своем мозгу и погибали. Пустынники стали невольными убийцами здесь, хищниками, которые лишь хотели быть.
Ирв никак не мог успокоиться и, не заходя домой, пошел к пустынникам, чтобы поговорить об этом. Тот, кто появился перед ним, не был «его» пустынником. Ирву почему-то не хотелось говорить с другим.
— Нет, — сказал он пустыннику, — мне нужен не ты.
— Я тоже хочу использовать ваш мозг, — проговорил пустынник.
Черт! Ирву эта фраза напомнила тот разговор с Девой на площади.
— Мало ли, что ты хочешь, — раздраженно произнес он и коснулся Кристалла Мерцания, используя его свойства, чтобы подчинить пустынника. — Найди мне моего Пустынника и приведи сюда, — сказал он.
— Как мне найти его?
— М-мм… — недовольно протянул Ирв и вспомнил образ имени, который показывал ему Пустынник.
— Хорошо, — сказал тот, кто стоял перед ним, «услышав» это, и исчез.
Через секунду черная тень снова возникла перед ним.
— Вы звали меня? — спросил Пустынник.
— Да, — сказал Ирв, сразу успокоившись, и отпустил Кристалл Мерцания.
— Жаль, — сказал Пустынник. — Мне было приятно быть в мире Свитка Мерцания.
— Так проще, — отмахнулся Ирв, — а то вы все слетитесь сюда. Ты знаешь, я сейчас был в вашем мире.
— В нашем мире?
— Да, в вашем родном мире, откуда вы пришли сюда.
Пустынник молчал.
— Теперь я знаю, как вы жили там, — продолжал Ирв, — и почему у вас есть потребность думать.
— Мои родители не передавали мне этот образ, — ответил Пустынник, — возможно, просто, чтобы не дразнить меня. Но теперь я вижу его в ваших мыслях. Только я не знаю, почему это так волнует вас.
— А тебя разве нет? — спросил Ирв.
— Я живу в другом мире.
— И тебе не интересно, кто ты?
— Я знаю, кто я.
— Разве?
— Там, где я живу, все устроено иначе. Зачем мне знать о том мире?
— Но ведь… — начал Ирв и замолчал.
— У меня есть потребность думать, — сказал Пустынник. — Здесь нет этих спрутов — бесполезно знать о том, чего нет.
Ирв покачал головой, удивляясь такому отсутствию интереса у Пустынника к своей сущности. Хотя его можно было понять. Действительно, знать об этих спрутах — только дразнить себя.
— Пожалуй, теперь я могу представить, как вы попали в этот мир, — потом проговорил Ирв. — Наверное, зарт, который использовал Кристалл Мерцания, вошел в ваш мир. Он попал в то место, где было много пустынников, и вы, почуяв бесконечное сознание, накинулись на него. Он испугался незнакомых существ и странных ощущений и попытался сбежать от вас, вернувшись в свой мир. Но вы со своей способностью перемещаться мгновенно последовали за ним. И прежде чем он успел закрыть Дверь, вы были уже здесь, в этом мире. Потом он, конечно, перестал касаться Кристалла Мерцания, но тут же и погиб, когда его сознание стало обычным без Кристалла и не выдержало вашего присутствия в нем. А дальше вы уже пошли гулять по всем зартам, которые только попадались вам под руку… Или что там у вас?
Пустынник молчал.
— Хотя, наверное, здесь нет вашей вины, — сказал Ирв. — Вы просто делали свое дело. Забираться в чужой мозг — это просто часть вашей жизни. Кто же виноват, что зарты умирают от этого?
— Мы не хотим убивать, — проговорил Пустынник, — нам нужен лишь мозг.
— Да-да, конечно, — кивнул Ирв. — Выходит, я ошибался, когда считал, что потребность думать у вас связана с инстинктом размножения. Впрочем, — Ирв размышлял вслух, зная, что с Пустынником это не важно, он все равно слышит и мысли и слова, — одно другому не мешает. Так?
— Я не знаю, — ответил Пустынник.
— Но здесь вы никогда не соединитесь со своей второй частью, с разумными спрутами. Здесь их просто нет, и, значит, ваше существование здесь бессмысленно. То есть оно вообще никакое: это только половина существования, а второй нет и не будет никогда.
