Пока он отдыхал, взгляд его случайно упал на неизвестный предмет в углу, и Брэдли готов был поклясться, что тот зашевелился. Напрягая зрение, он всматривался в темноту, а услужливое воображение рисовало в возбужденном мозгу самые мрачные и зловещие картины. Он закрыл глаза и попытался расслабиться, но когда он открыл их снова, понял, что не ошибся. Что-то, а точнее, кто-то находился уже не в углу, а гораздо ближе к середине, а значит, и к нему.
В приливе сил, порожденных отчаянием, Брэдли возобновил свои попытки освободиться. Взгляд его был прикован к движущемуся существу. Теперь уже никаких сомнений не оставалось - он видел, как тот слегка приподнялся и подполз еще ближе, потом еще и еще раз. И все это без единого звука, что вселяло в Брэдли еще больший ужас.
Брэдли был храбрым человеком со стальными нервами, но здесь, в темноте, не имея возможности защищаться и не зная даже, что за чудовище находится рядом, он оказался совершенно выбитым из колеи. В конце концов, Брэдли был всего лишь человеком. Будь это открытая схватка, пусть даже с множеством противников, он дрался бы до последнего, расправился бы хоть с частью врагов и с улыбкой встретил смерть. И сейчас его охватывал ужас не перед смертью, а перед неизвестностью, таившейся во мраке.
Все ближе и ближе придвигалась к Брэдли бесформенная масса. Брэдли лежал не двигаясь, слух его был напряжен. Но что это? Неужели дыхание? Не мог же он ошибиться! Но тут движущийся предмет испустил протяжный стон, и Брэдли почувствовал, что волосы у него на голове встали дыбом. Он снова принялся изо всех сил рвать все еще опутывающие его веревки. Подползающее к нему существо приподнялось, и Брэдли мог поклясться, что из кучи лохмотьев на него смотрит один-единственный глаз. Мгновение существо оставалось в этом положении, слышно было только его дыхание, а затем оно разразилось безумным демоническим хохотом.
Холодный пот выступил на лбу у Брэдли. Руки напряглись в еще одной попытке освободиться. Он видел, как существо в лохмотьях поднимается все выше, нависая над ним, но вдруг все тряпье соскользнуло на пол, и перед Брэдли оказалась фигура совершенно голого и до предела исхудавшего человека, нет, даже не человека, а какой-то пародии на него, что-то шамкающего и бормочущего беззубым ртом, едва ковыляющего на тоненьких хилых ножках. Вдруг его ноги подкосились, и он свалился рядом со своими лохмотьями, не переставая при этом жутко хохотать.
Он подполз к Брэдли и ухватился за него.
- Еды! Еды! - прокаркал он. - Я покажу выход! Я покажу выход! - С этими словами он снова приподнялся и навалился на грудь Брэдли.
- Еды! - проскрипел он снова, стараясь вонзить ногти и зубы в горло англичанина. - Еды! Я знаю выход! - продолжал он повторять, пытаясь прокусить сонную артерию.
Резким движением Брэдли на мгновение стряхнул своего противника, но с упорством маньяка тот снова вцепился ему в шею. Его челюсти были слишком слабы, чтобы перегрызть горло, поэтому он принялся жевать зубами кожу, подобно крысе. Пока работали зубы, исхудалые руки крепко держали Брэдли, мешая ему стряхнуть с себя соперника. Как бы слаб он ни был, рано или поздно его старания должны были привести к цели. И все это время с уст его слетали одни и те же слова: "Еды! Еды! Я знаю выход!", пока Брэдли не стало казаться, что он сходит с ума от их повторения.
Сверхчеловеческим усилием он сумел, наконец, разорвать стягивающие его руки узлы. Вне себя от ярости он оторвал цепляющийся за него отвратительный скелет и отшвырнул его на середину камеры. Дыша как загнанная лошадь, Брэдли принялся распутывать остальные веревки. Несчастный безумец все это время оставался лежать, скорчившись, на том же месте, куда его отшвырнул Брэдли, дрожа, всхлипывая и что-то бормоча.
Вскоре Брэдли вскочил на ноги. В этот момент он ощущал себя свободным человеком, хотя и продолжал оставаться пленником в темнице Голубого Дворца Семи Черепов.
Чувствуя слабость после пережитых минут, он прислонился к стене, не сводя взгляда с лежащего на полу. Через некоторое время тот с трудом поднялся на четвереньки и в этой позе, покачиваясь, принялся обшаривать помещение глазами. Когда взгляд его нашел Брэдли, с губ его снова сорвались те же слова: "Еды! Еды! Я знаю выход!" Жалобный тон безумца тронул сердце Брэдли. Он видел, что перед ним не Вьеру, а такой же человек, как и он сам, доведенный одиночным заключением до нынешнего состояния; может быть, и самого Брэдли ожидает та же участь.
А потом эта постоянно повторяющаяся фраза: "Я знаю выход!" Нет ли за ней надежды на побег? Есть ли отсюда выход и что, интересно, знает этот бедняга?
- Кто ты и как давно здесь находишься? - неожиданно обратился к нему Брэдли. Тот какое-то время не реагировал, а потом опять заскрипел:
- Еды! Еды!
- Стоп! - скомандовал англичанин. Звук его голоса был настолько резок и отрывист, что произвел впечатление выстрела. Это сразу вывело безумца из состояния оцепенения. Он прекратил раскачиваться, сел на пол и на его лице появилась какая-то осмысленность.
Брэдли снова повторил свой вопрос.
- Я Ан-Так из племени Галу, - ответил тот. - Один Луата знает, как давно я здесь - может быть, десять лун, а может, три раза по столько. Когда меня бросили сюда, я был молод и силен, а теперь я стар и слаб. Я - кос-ата-лу, поэтому они меня оставили в живых. Если я открою тайну, как стать кос-ата-лу, меня отпустят. Но как я могу открыть тайну, которую знает один только Луату?
- Что такое кос-ата-лу? - спросил Брэдли.
- Еды! Еды! Я знаю выход! - зашамкал галу.
Брэдли приблизился, схватил его за плечи и сильно встряхнул.
- Отвечай, - прогремел он, - что такое кос-ата-лу?
- Еды! - прохрипел Ан-Так.
Брэдли задумался. Вещмешок у него не отобрали, а в нем, помимо бритвы, ножа и всяких мелочей, оставалось немного вяленого мяса. Порывшись, он достал кусочек и бросил его изголодавшемуся галу. Тот схватил его и с жадностью съел. Похоже, что это придало ему сил, потому что на вновь повторенный вопрос он попытался ответить. Однако объяснение часто прерывалось. Он впадал в прежнее состояние - вновь требовал еды и заявлял, что знает выход, но Брэдли был терпелив и настойчив, так что мало-помалу он начал уяснять себе тот удивительный ход эволюции, свойственный на нашей планете одному лишь Каспаку. Теперь он, наконец-то, получил объяснение необъяснимых, на первый взгляд, явлений, с которыми ему приходилось сталкиваться раньше. Он узнал, почему среди встреченных им раньше племен он никогда не видел детей; почему с движением дальше на север растет уровень развития обитающих там племен; почему внутри каждого племени существуют эволюционные различия между отдельными его членами; почему женщины каждого племени проводят по часу каждый день, плескаясь в теплых прудах близ каждого стойбища, и почему в эти часы на них почти никогда не нападают хищники. Он узнал, что все, кроме кос-ата-лу, пришли "от Начала", или "кор-сва-джо" по-кас-пакски. Процесс развития брал свое начало в теплых прудах, куда вместе с миллионами яиц попадали ядовитые выделения, отпугивающие хищников. Здесь же из яиц появлялись головастики. Эти головастики вместе с еще не созревшими яйцами выносились в море теплыми ручьями, вытекающими из прудов. Некоторые головастики появлялись из яиц еще в прудах, другие в ручьях, а третьи уже в море. На следующей стадии они превращались в рыб и пресмыкающихся и уже в этой форме, постоянно развиваясь, плыли все дальше и дальше к югу, где среди густых и влажных джунглей часть из них превращалась в земноводных. Причем на каждой стадии значительная часть особей прекращала свое развитие, не говоря уже о том, что подавляющее большинство просто погибало, служа пищей хищным обитателям морских вод.
