Трое на вершине молча наблюдали за извивающимся тощим телом, пока оно не шлепнулось о землю.
— Теперь у нас нет больше мяса! — в отчаянии вскричала Рик.
— Нет, — мрачно проговорила Гиза, — кроме мяса того человека, кто это все затеял.
Они оглядели Финна с головы до пят. Вдвоем они могли бы с ним справиться.
— Вы что! — в ужасе закричал Финн. — Я последний из людей. Я мужчина. Вы должны меня слушаться!
Они перешептывались, не обращая на него внимания.
— Попробуйте только! — завопил Финн. — Я столкну вас вниз!
— Мы сами тебя столкнем, — зловеще ответила Г иза.
Они приближались решительно, но осторожно.
— Стойте! Я последний мужчина!
— Нам будет лучше без тебя.
— Подождите! Посмотрите на Новых!
Женщины посмотрели вниз. Новые сгрудились в кучу, уставясь в небо.
— Смотрите! Небо!
Женщины задрали головы: мутное стекло над ними трескалось. Трещины множились, расширялись.
— Синее! Небо синее!
Внезапно хлынул поток невыразимо яркого света, заставив их зажмуриться и прикрыть ладонями глаза. Горячие лучи обожгли обнаженные спины.
— Солнце, — прошептали люди с благоговением. — Солнце вернулось.
Мутный купол исчез. Солнце — гордое и сияющее — плавало в беспредельном голубом океане. Земля внизу густела и уплотнялась, на ней появились впадины и гребни. Люди чувствовали, как обсидиан под их ногами становится твердым. Его цвет быстро менялся с серо-зеленого на глубокий черный. Земля, Солнце, Галактика миновали поток хаоса. Прошлое возвращалось, а с ним приходили логика, упорядоченность и ограничения.
— Это Старая Земля! Мы — ее люди! Земля снова наша!
— А Новые?..
Новые стояли на краю канавы, заполненной густой тягучей массой, которая на глазах превращалась в прозрачную речку, бегущую вниз по равнине.
Альфа передавал:
— Это мое видение. Я это видел. Свобода ушла, вернулось все жесткое и неподвижное.
— Как его победить? — спросил один из Новых.
— Очень просто, — прочирикал другой. — Каждый должен что-нибудь сделать. Я уничтожу Солнце. — Он пригнулся, бросился высоко в воздух, рухнул и сломал шею.
— Во всем виноват воздух, — объявил Альфа.
— Потому что он все окружает.
Шестеро Новых побежали ловить воздух, упали в реку и утонули.
— Я хочу есть, — сказал Альфа. Он огляделся в поисках пищи и схватил насекомое, которое ужалило его. Он бросил насекомое. — Голод остается. — Тут он увидел Финна и двух женщин, спускающихся на равнину. — Я съем Реликта. Идемте со мною, еды хватит на всех.
Трое Новых тронулись с места — как всегда, в произвольных направлениях. Случайно Альфа оказался лицом к лицу с Финном. Он вытянул длинные руки, но Финн поднял булыжник. Камень в его руке оставался камнем — твердым, тяжелым, с острыми краями. Финн метнул его, наслаждаясь забытым ощущением инерции. Альфа упал на землю с проломленным черепом.
Один из оставшихся Новых попытался перешагнуть трещину шириной в двадцать футов и исчез в ней, другой сел, стал заглатывать камни, чтобы утолить голод, и тут же забился в конвульсиях.
Финн обвел взглядом чистую новую землю.
— Здесь, город, как в легендах. Там фермы, скот.
— Но ведь ничего этого нет, — возразила Гиза.
— Нет, — сказал Финн. — Пока. Но солнце снова всходит и заходит, снова камень имеет вес, а воздух не имеет. Вода опять падает дождем и стекает в море. — Он перешагивал через трупы Новых. — Давайте строить планы.
Перевела с английского Ирина МОСКВИНА-ТАРХАНОВА
Александр Борунов
Анатомия риска
Катастрофа, которую переживает Земля в рассказе Джека Вэнса, столь невероятна, что найти реальный поворот темы оказалось делом нелегким.
Наиболее близкой нам показалась проблематика, которой занимается научно-исследовательский центр «География риска и катастроф» Института географии РАН: оценка вероятных опасностей для различных территорий страны.
По просьбе редакции с руководителем центра Александром Боруновым беседует сценарист, редактор популярной телевизионной программы «Под знаком «Пи» Ирина Кемарская.
Тем из читателей, кого интересует эта проблема, советуем следить за сентябрьскими выпусками программы — этой теме будет посвящен ряд передач.
География — такая спокойная наука. И вдруг — проблемы риска, катастрофы… Откуда такое сочетание?
— Зимой восемьдесят седьмого года я оказался в Грузии. Сейчас это с трудом вспоминается — солнце, тепло, а потом вертолет взлетает — и все кругом белое. Это был снег, лавины, обрушившиеся на Сванетию. И вот в белизне возникает вдруг черное пятно — люди. Жители села, восемь дней отрезанные от мира. Вертолет не может сесть, и они забираются в него по спущенной вниз лестнице, а машину буквально швыряет порывами бокового ветра. Люди набиваются, как в трамвай, стоя — мужчины, дети, старики… Вдруг выясняется, что вертолету не взлететь, он перегружен. И тогда пилот приказывает высадить почти всех. Этим людям, уже поверившим в свое избавление, пришлось покинуть машину…
— А как вы попали в Грузию?
— Вообще-то я занимался вопросами устойчивого развития горных регионов, и в момент катастрофы мы, группа специалистов, по собственной инициативе выехали в район бедствия. Пресса буквально кричала об экстремальной ситуации…
— Кричала?
— Понимаете, любая катастрофа несет с собой не только беду. В таких случаях всегда присутствует некий спекулятивный момент. Для местных властей чрезвычайная ситуация становится «отмычкой» к получению дополнительных средств и ресурсов. Пострадавшие всегда прямо заинтересованы в том, чтобы завысить размеры причиненного ущерба. Это естественно. А для прессы катастрофа — сенсация…
— Может быть, этим компенсировалось вынужденное молчание застойных лет?
— И это тоже. Но самое интересное в том, что природную ситуацию в Грузии зимой 1987 нельзя было, конечно, оценить как рядовую, но нельзя было и назвать экстремальной.
— То есть как?
— А вот так. И затяжные снегопады в Сванетии, и пролившиеся одновременно с ними сильнейшие дожди в Колхиде, вызвавшие наводнение на реке Риони, оползни, сели — все это явления, достаточно обычные для этих мест.
— Но ведь катастрофы произошли…
— Мы разделяем термины «катастрофа» и «чрезвычайная ситуация». Второе — следствие первого.
— Поясните, пожалуйста.
