«Значит, по-видимому, он где-то в другом месте».
Окончательно потеряв терпение, королева гневно повернулась к дочери: «Немедленно прекрати притворяться и говори правду!»
«Если имеет место сговор, его будет нетрудно раскрыть», — задумчиво добавил брат Умфред.
Сульдрун бросила на монаха презрительный взгляд: «Я родила девочку. Она открыла глаза и увидела, как жесток этот мир, какие страдания сулила ей жизнь. И она закрыла глаза навсегда. Меня охватила великая скорбь, я похоронила ее под оливками».
Королева Соллас раздраженно махнула рукой и подозвала пажа: «Позови короля — этот вопрос следует решать ему, а не мне. Сама я никогда бы не заперла здесь девушку в одиночестве».
Король Казмир явился явно не в духе, о чем свидетельствовало его лицо, мрачное и неподвижное, как маска.
Казмир уставился на Сульдрун: «Каковы факты?»
«Я родила девочку. Она умерла».
Казмир тут же вспомнил предсказание ведьмы Десмёи, относившееся к первородному сыну принцессы: «Девочку? Ты уверена?»
Сульдрун не привыкла притворяться. Она кивнула: «Я похоронила ее на склоне».
Переводя взгляд с одного лица на другое, король Казмир ткнул пальцем в сторону монаха: «Ага, жрец! Эта работа как раз для тебя, с твоими жеманными обрядами и ханжескими сплетнями. Принеси сюда труп».
Кипя от злости, но не посмев ее как-либо выразить, брат Умфред смиренно склонил голову и направился к могиле. Солнце уже бросало последние вечерние лучи на склон холма; монах стал раскидывать белыми руками влажную черную землю. На глубине меньше одного локтя он заметил льняное полотно, в которое был завернут трупик. Пока Умфред расчищал остатки земли, края полотна раздвинулись, открыв голову мертвого младенца. Брат Умфред застыл, склонившись над могилой. В уме монаха быстро пронеслись образы и отголоски унизительной ночной потасовки с Эйласом. Умфред принял решение — образы и отголоски сдуло, как ветром. Взяв на руки мертвого младенца, завернутого в полотно, он доставил ношу к часовне и положил ее перед королем.
«Ваше величество! Перед вами тело младенца женского пола, — объявил жрец. — Это не ребенок Сульдрун. Это другой ребенок, над которым я свершил погребальный обряд три или четыре дня тому назад. Это ублюдок полоумной крестьянки по имени Мегвет, зачатый конюхом Ральфом».
Из груди короля Казмира вырвался резкий смешок: «Значит, меня хотят надуть?» Повернувшись к сопровождавшей его охране, он подозвал сержанта: «Отведи жреца к матери ублюдка; возьмите с собой труп и выведайте всю подноготную. Если подменили живого младенца, принесите его ко мне».
Посетители удалились из сада, и Сульдрун осталась одна в лучах прибывающей луны.
Сержант, в сопровождении брата Умфреда, нанес визит Мегвет, тут же сообщившей, что тело младенца было передано Эйирме с целью погребения.
Сержант привел в Хайдион не только слабоумную Мегвет, но и старую кормилицу принцессы.
Эйирме униженно обратилась к королю: «Ваше величество, если я что-то сделала не так, то исключительно из любви к вашей благословенной дочери, принцессе Сульдрун, не заслужившей такое печальное существование».
Казмир прищурился: «Деревенщина, ты смеешь заявлять, что я несправедливо осудил непослушную дочь?»
«Ваше величество, мои слова вызваны не дерзостью, а надеждой на то, что вы желаете слышать правду от своих подданных. Да, я считаю, что вы проявили излишнюю строгость к бедной девочке. Молю вас позволить ей вести счастливую жизнь со своим сыном, больше мне ничего не надо. Она будет благодарна вам за снисхождение — и я, и все ваши подданные, все мы будем прославлять ваше милосердие — ведь Сульдрун за всю жизнь никого не обидела!»
В зале воцарилась тишина. Все украдкой наблюдали за королем, а тот, в свою очередь, размышлял… Крестьянка, конечно же, была права. Но проявить снисхождение теперь значило бы признать, что он действительно подверг дочь чрезмерному наказанию. Отступление равнозначно унижению — немыслимо! Так как милосердие было практически нецелесообразно, он мог только настоять на своем.
«Эйирме, твоя преданность принцессе достойна похвалы. Если бы только моя дочь служила мне так же, как ты служишь Сульдрун! Здесь и сейчас я не могу пересматривать ее дело или объяснять мнимую строгость постигшего ее наказания. Достаточно сказать, что долг дочери короля, прежде всего и превыше всего — служить интересам государства.
Не будем больше обсуждать этот вопрос. Теперь следует позаботиться о сыне принцессы. Насколько я понимаю, он рожден в законном браке, то есть стал моим полноправным внуком, и я обязан взять его под опеку. Придется попросить сенешаля назначить тебе подобающий эскорт с тем, чтобы ребенок был возвращен в Хайдион, древнюю обитель своих предков».
Эйирме нерешительно моргнула: «Ваше величество, не обижайтесь, пожалуйста, но что будет с принцессой — ведь это ее ребенок?»
И снова Казмир задумался, прежде чем ответить: «Постоянная забота о заблудшей принцессе делает тебе честь. Прежде всего вернемся к бракосочетанию принцессы. Отныне я объявляю его расторгнутым, недействительным и противоречащим интересам государства, хотя это решение не имеет обратной силы, и ребенка принцессы невозможно считать незаконнорожденным. В том, что касается самой принцессы Сульдрун, могу сказать только следующее: если она смиренно признает свою вину и подтвердит, что впредь намерена неукоснительно выполнять мои распоряжения, она может вернуться в Хайдион и занять положение матери своего ребенка. Но сначала — и безотлагательно — мы должны найти ребенка».
Эйирме облизала губы, утерла нос, посмотрела по сторонам, после чего робко произнесла: «Ваше величество изволили очень мудро распорядиться. Прошу вас, позвольте мне принести эту обнадеживающую весть принцессе, чтобы облегчить бремя ее скорби. Можно, я сразу побегу в сад?»
Король Казмир мрачно кивнул: «Ты можешь это сделать, как только скажешь, где прячут ребенка».
«Но ваше величество, я же не могу выдать ее тайну! Проявите благосклонность, прикажите привести принцессу сюда и скажите ей сами, что вы ее простили!»
Веки Казмира дрогнули и чуть опустились: «Твой долг перед принцессой не может быть превыше твоего долга передо мной, твоим королем. Я повторю свой вопрос только один раз. Где ребенок?»
Эйирме застонала: «Ваше величество, молю вас, позвольте сначала спросить разрешения у принцессы!»
Король Казмир слегка повернул голову и сделал малозаметный знак рукой, хорошо знакомый тем, кто ему служил. Старую кормилицу вывели из зала.
Ночью принцесса Сульдрун плохо спала в часовне — ее душила тревога; кроме того, попытки заснуть то и дело нарушались доносившимися из Пеньядора безумными завываниями. Сульдрун не узнала этот голос и постаралась не обращать на него внимание.
