Скинув фрак, он надел поверх жилета длинный халат – из ярко-лазурного шелка, без вышивки. Халат он вчера приобрел на рынке. Цвет обновки был на грани допустимого, но это лучше, чем ничего. «Месмер предпочитал синюю робу», – вспомнил датчанин. Лицо его сделалось отрешенным, как при глубокой медитации. Глаза приобрели невозможную глубину – два темных провала, два пистолетных дула, готовые к выстрелу.
Казалось, зрачки людей – Андерса Сандэ Эрстеда и Вэй Пин-эр – соединили вибрирующие струны, будущие линии огня.
Дыхание девушки выровнялось. Эрстед взмахнул рукой перед ее лицом, словно стирая написанное с грифельной доски. Еще раз. И еще. Буквы исчезали; участь, записанная в книге судеб, теряла смысл. Он действовал молча, не произнося ни слова – дирижер, управляющий немым, оглушающе-немым оркестром.
В комнате царила мертвая тишина.
Руки магнетизера сложились крестом – и метнулись в разные стороны, разрывая ткань бытия. Веки девушки смежились. Она погрузилась в сомнамбулический транс. Опустив правую руку в лохань, Эрстед брызнул на Пин-эр намагниченной водой. Как показывала практика, это увеличивало силу воздействия.
Результат не заставил себя ждать. Из горла пациентки вырвалось утробное рычание. Пальцы рук и ног закостенели в судороге. Дыхание взорвалось – так дышит пес на жаре, вывалив язык. Лицо же осталось на диво спокойным, являя разительный контраст мышечным конвульсиям.
Изолирующие свойства ошейника не позволяли ину-гами проникнуть в рассудок Пин-эр. В ответ призрак усиливал власть над телом. Его флюид, говоря образно, взбесился. Собака, посаженная на цепь, рвалась к запретной миске с едой.
Следовало поторопиться.
Руки-птицы летали над китаянкой, ловя восходящие потоки. Ладони парили, следуя за руслами невидимых рек. В ряде областей шла схватка: флюид Пин-эр столкнулся с магнетизмом призрака. Так сталкиваются теплые и холодные течения, образуя водоворот Маль-стрем, пожиратель кораблей.
Эрстед сосредоточился. Вызвал в воображении ясно видимый образ Мальстрема – и начал преобразовывать в портрет. Так он делал всегда во время сложного сеанса. Это помогало. Черта за чертой, морщина за морщиной – кружение вод превращалось в изображение человека, похожего на льва.
Мощная складка между бровями, густыми и черными даже в старости. Высокий лоб чуть сдавлен по бокам. Грива седых волос отброшена назад. Уголки рта подняты кверху. Никто не сочтет сурового господина улыбающимся – скорее, это итог долгих размышлений. Глаза утонули, спрятались за набрякшими веками, словно оружие в ножнах.
«Потрудимся, герр Месмер?»
«У нас есть выбор?» – вздохнул портрет.
Франц Месмер умер в 1815 году – глубоким стариком, в своем поместье на берегу Рейна. Тридцать лет он жил отшельником, не практикуя, не выезжая в свет. Треть века добровольного заточения – с того часа, как в отчете, составленном Парижской академией наук по высочайшему требованию Людовика XVI и королевы Марии-Антуанетты, его объявили антинаучным фокусником.
Отчет составили люди с репутацией. Такие знают, что камни с неба не падают. Химик Антуан Лавуазье, астроном Жан Байи, физик Бенджамен Франклин, изобретатель кресла-качалки, медик Жозеф Гильотеп, тоже в некотором роде изобретатель… Гонимый, презираемый, Месмер молча выслушал приговор. Он стоял, как побиваемый камнями пророк – бледный, с горящим взором. Ходят слухи, что на пороге судилища магнетизер обернулся, указал комиссии на доктора Гильотена и произнес ужасные слова.
Но это, скорее всего, домыслы.
Нет никакой связи между отчетом, разоблачающим шарлатана – и гибелью монаршей четы, а также Лавуазье, Байи и еще кое-кого из «комиссаров», под ножом революционной Мадам Гильотины. Совпадение, гримасы истории…
В год осуждения Месмера юному Андерсу Эрстеду исполнилось шесть лет. Сын бедного, как церковная мышь, аптекаря, он знать ничего не знал про магнетизм. Городской парикмахер учил паренька немецкому языку, жена парикмахера – датскому, пастор – грамматике и истории, землемер – арифметике, заезжий студент – свойствам минералов; отец приставил обоих сыновей к пробиркам…
Они познакомятся позже, в 1800-м, на переломе веков – Эрстед-младший, начинающий юрист, и Месмер-единственный, враль и мистик. Чем молодой человек понравился старику-анахорету? – бог весть… Но визиты датского гостя на берега Рейна станут частыми. Обучаясь искусству магнитотерапии, отточенному изгнанником за годы одиночества, Эрстед поймет главное.
Франц Месмер не был ни мистиком, ни шарлатаном.
Он был ученым.
Роба из синего шелка. Камерный оркестр, играющий во время сеансов. Бассейн с намагниченной водой. Железные штыри с рукоятями, торчащие из бассейна. Природные магниты особой формы – все, что казалось трюками иллюзиониста, было инструментарием хирурга. Магнетизер оперировал пораженный флюид, не заботясь, что скажут окружающие.
Увы, время – и последователи-верхогляды! – выбросит наследие мастера на помойку. От широкого пути магнитотерапии останется две тропинки: обман легковерных и сомнамбулизм.
Скажут, что Месмер был адептом двух – трех! десяти! – «Великих Братств». Что его послали высшие силы – открыть рациональной Европе тайны оккультизма. Что куратором его был граф Сен-Жер-мен, обладатель философского камня; что на помощь освистанному Месмеру выслали графа Калиостро. Увы, оба графа не справились с заданием – первый не вовремя умер в Шлезвиге, второй прельстился златом в Санкт-Петербурге…
Третьего графа для поддержки Месмера, по слухам, готовил лично аббат Фариа – португалец-факир, более известный как Брамин Фариа. Но и третий граф опоздал, угодив в тюрьму как раз в год смерти великого магнетизера. Сейчас граф-неудачник якобы бежал из заключения и, сколотив миллионное состояние, обретался на Востоке, одержимый идеей мести врагам Месмера.
– Калиостровщина, прости Господи… – сказал бы отец Аввакум.
Интересно, что сказал бы русский миссионер, увидев Эрстеда в лазурном халате, склонившегося над обнаженной китаянкой? Ведь знал, вполне мог знать, что «комиссар» Жан Байи приложил к отчету, отлучившему Месмера от науки, конфиденциальную записку для сластолюбца Людовика XVI:
Во время сеансов, ваше величество, у дам начинается смятение чувств. Нередко оно приводит к бесстыдным проявлениям страсти…
…Тело китаянки выгнуло дугой, как от мощнейшего разряда. Лязгнули зубы, с губ сорвался хриплый стон. Начало стабилизации, отметил Эрстед. Пока все идет по плану.
Он подал знак князю.
