– Тогда я открою тебе эту тайну сейчас, потому что через минуту меня не будет.
И я называю ему код программы «Бешеный слон». Он замирает, проговаривая код про себя. Программа включается, – я вижу, как напряглись, как одеревенели его мышцы. Я вижу, как закатились его глаза. Он начинает шататься, затем дергается в сторону и падает. Все кончено. Его больше нет. Бешенный слон растоптал его.
Клара бежит ко мне. У нее на шее болтается обыкновенный оптический бинокль. Видимо, она все время наблюдала за нами издалека. Я обнимаю ее.
– Что ты с ним сделал?
– Я победил его.
– Но как?
– Логическая бомба.
– Логическая бомба? Я никогда о такой не слышала.
– Обычно считается, – говорю я, – что программными средствами невозможно сломать аппаратные средства. Но это не так. Всегда есть один вопрос, задавая который себе, ты убиваешь себя. На самом деле этот вопрос не отрава и не наркотик, это просто выход в новый мир, во вселенную другого уровня. Но в такую вселенную, в которой твое существование невозможно. Ты задаешь себе его и умираешь, как только начинаешь приближаться к ответу. Для человека, для ас с тобой, это вопрос о смысле жизни. Половина самоубийств происходит из-за того, что люди начинают задавать себе этот вопрос. Не просто задавать, они начинают искать на него ответ. И этот ответ их убивает. Вопрос о смысле жизни – это логическая бомба, которая взрывается и убивает нас. Но такая же логическая бомба обязательно есть и у них.
Она смотрит на меня с удивлением.
– Почему обязательно?
– Потому что обязательно должен быть выход в другой мир. Без этого нет развития.
– Откуда ты об этом знаешь?
– От своего учителя. Он ведь объяснял мне, как сражаться с машинами. В свое время, очень давно, когда машины только появились на земле, была написана программа «бешеный слон», программа, которая убивает любой техно-мозг, любого уровня развития и сложности. В те времена электроника стоила очень дорого, программа казалась не только бесполезной, но и вредной. О ней забыли. Компьютерные преступники следующих поколений не смогли открыть ее заново, потому что их мозг привык мыслить иначе. Мозг этих людей оперировал компьютерными категориями, их мышление приближалось к машинному, а машина сама никогда не додумается до этой программы. Это программа из иного мира. Она не принадлежит миру машин, так же, как смысл не принадлежит нашему миру. Человек, написавший программу «бешеный слон» искал не деньги, не развлечения, не славу – или что там еще ищут люди. Он стремился найти смысл жизни и ничего больше. Такие люди давно вымерли. Но программа осталась. И мой учитель о ней знал.
– Ты когда-нибудь пользовался этим?
– Никогда. Надеюсь, что никогда больше не воспользуюсь.
– Ты думаешь, что он мертв?
Я наклоняюсь над лежащим телом, переворачиваю его лицом вверх. Глаза партнера открыты, зрачки расширены, хотя это ничего не значит. Пульс на шейной артерии еще прощупывается.
– Мозг умер, – говорю я. – Тело доживает последние минуты.
– И что теперь?
– Теперь самое главное. Космический зонд.
К нам идет полицай Дима. Он показывает нам пистолет.
– Возьми, может пригодиться. Все равно ничего лучшего нет.
Я беру пистолет и взвешиваю его в руке. Слегка тяжеловат, не лучшая модель. Обычный анрекоил, автоматический пистолет без отдачи. Может пробить сантиметровую стальную броню, но не больше. Стреляет обычными титановыми пулями, хотя есть и модификации, использующие радиоактивный кадмий.
– Сколько в нем патронов?
– Семнадцать очередей, каждая по четыре выстрела. Конечно, можешь стрелять одиночными.
Слишком мало. Слишком мало, если хочешь кого-то убить, а не просто раздразнить. Но что делать? – попробуем. Еще остается надежда на то, что существо будет реагировать на колбу с генетическим материалом. Я беру колбу и медленно иду в сторону кратера. Ничего не происходит. Я подхожу к самому краю и наклоняюсь вниз. Там лежит нечто, напоминающее большое желтоватое яйцо. Его поверхность покрыта растрескавшейся оксидной пленкой. Зародыш новой жизни. Все живое рождается из яйца.
Я протягиваю колбу как можно дальше вперед. Оно никак не реагирует. Клара стоит за моей спиной.
– Может быть, я? – спрашивает она.
Я отдаю ей колбу. Возможно, что существо будет реагировать именно на ее организм, специально подготовленный для такого контакта. Мы ждем, но ничего не происходит. Одна минута, вторая, третья.
– Просыпайся, дрянь проклятая! – Кричит Клара и бросает пробирку прямо в него. Она садится и плачет. Пробирка открывается и ее содержимое разливается по поверхности яйца. Кожура вздрагивает. Слышится низкий мощный гул. На верхней части яйца появляется толстый короткий вырост, который продолжает вытягиваться вверх. Он тянется и тянется; сейчас он уже напоминает стебель невиданного цветка. Из нижней части яйца вытягиваются щупальца, возможно, это корни. Щупальца проворно вгрызаются в грунт. Стебель становится толще, на его верхушке появляется утолщение, оно растет и растет, и уже достигает размера воздушного шара. Все это происходит очень быстро, как в кошмарном сне, как в горячечном кошмаре. Все это выглядит жутко. Клара пятится назад. Падает, встает и бежит. Я остаюсь один. Довольно глупо стрелять из пистолета в такую громадину. Этот цветок даже не почувствует моих выстрелов. А если почувствует, это может его рассердить. Рассердить – и не больше. Существо продолжает расти. Сейчас его стебель достиг метров двадцати в диаметре, он поднял почву вокруг кратера. Батареи трескаются, ломаются, искрят. Я отступаю на несколько метров и продолжаю следить за происходящим. Я ничего не могу сделать.
В море вокруг мыса тоже что-то происходит. На большой плоскости вокруг нас прекратилось волнение. Поверхность воды стала ровной как зеркало, как поверхность спокойного лесного пруда. То здесь, то нам начали выпрыгивать стайки мелких рыб. Затем над водой начинает подниматься пар. Рыбы больше не прыгают, они всплывают животами вверх. Вода меняет свой цвет, становясь пронзительно зеленой. Позади меня слышится оглушительный треск. Я оборачиваюсь и успеваю увидеть, как летят в воздухе осколки солнечных батарей. В трех местах позади меня громадное растение пустило новые ростки. Они тянутся вверх так быстро, как будто поднимаются на лифте.
С воздухом тоже что-то происходит. Он мутнеет и становится жарким. Над нами собираются низкие тучи, они клубятся и становятся все плотнее. Верхушка чудовищного растения уже погружена в эти клубы. Тучи расплываются в стороны, но движутся какими-то языками или пальцами. Они еще не закрывают солнце, но с солнцем тоже что-то происходит: из круглого оно становится овальным, растекается как капля. Скорее всего, изменяются оптические свойства воздуха.
Стоять там, где я стою сейчас, становится опасно. События разворачиваются слишком быстро. Множество ростков поднимаются со всех сторон вокруг меня. Все они разной толщины и напоминают огромные бледные корни. Все они очень длинные и гибкие. Наверняка очень прочные, потому что многие наклоняются и тянутся почти горизонтально, не падая, на добрую сотню метров.
Один из ростков высовывается из грунта уже на берегу. Он разбрасывает в стороны почву и тянется к автомобилю, где уже сидят Клара и полицай. Автомобиль съезжает с дороги и пытается объехать неожиданно возникшее препятствие. Стебель ударяет машину. И она переворачивается.
На земле никогда не водилось животных, весящих больше, чем сотня тонн. Бывают еще и громадные растения, например, старые секвойи. Но даже самая большая из секвой станет просто незаметной, если удалиться от нее километров на сто. Но что такое сто километров для нашего голубого шарика? Земные существа неизмеримо малы, по сравнению с размерами самой планеты. Мы малы, и поэтому берем количеством. Стаи рыб, птиц или саранчи вполне могут растянуться на многие сотни километров, а человеческие города, эти технические супермуравейники уже занимают пространства, сравнимые с величиной континента. Из космоса они видны как большие серые пятна, будто лишай на коже планеты, ночью эти пятна равномерно светятся – так, что их можно заметить с Марса или Юпитера. Но мы сами все равно остаемся малы, и нас пугает любая громадность. Но как должен выглядеть организм, поглотивший всю планету, живущий на ней один, слившийся с ней так прочно и тесно, что уже невозможно сказать, где начинается живое и где заканчивается мертвое? Нам трудно представить, насколько огромным он должен быть. Высота гор и глубина морей – для него ничто.
Громадность этой твари просто ошеломляет. Я вижу, как новые стебли начинают подниматься из морской глуби довольно далеко от меня. В километре, не меньше. Целый лес щупальцев вырастает вдоль гребня холма. Процесс все ускоряется. Вдалеке по побережью, километрах в десяти на юг, взметается ввысь один невероятно толстый стебель. Внутри него смог бы поместиться целый пансионат. И это еще только начало.
