— Да нет, — печально отозвался Руслан. — Вот только счет дали. Надо зайти оплатить… Мне тут завтра в девять процедуру назначили.
— И не вздумай даже! — взвыл Колька, выхватывая у него из рук заполненный Леночкой бланк. — Не ходи и не плати! Совсем с ума стряхнулся? Заплатишь разок — они ж потом с тебя не слезут, так и будут деньги тянуть!
— А если не явлюсь — в клинику положат, — сдавленно сообщил Руслан.
Устрашающе сопя, Колька изучал документ. Наконец фыркнул и пренебрежительно швырнул бумагу на стол.
— А вот заклепку им в скважину! — торжествующе объявил он.
— Деньги — только через суд, понял? И запомни: без твоего согласия никто тебя на лечение не отправит. Ты знаешь вообще, что там за лечение? Сунут в палату на месяц — и лежи сачкуй. Ни лекарств, ничего. А сдерут — как за гостиницу!
Он поставил банку на стол и хищно оглядел углы, явно проверяя, не завалялась ли где оставленная по оплошности стружка или какая другая улика.
— И гвоздодер изъяли, — в полном расстройстве пожаловался Руслан. — Главное, хороший гвоздодер… Теперь, наверное, уничтожат…
— Ага, уничтожат! — сатанински всхохотнул Колька. — Как это ты гвоздодер уничтожишь? Либо налево толкнут, либо сами будут пользоваться.
— Менты?!
— А что ты думаешь? У них там в подвале и столярка, и слесарка, все, что хочешь! Нас гоняют, а сами… У меня вон друг один в ментовке служит. Зашел к нему однажды в отделение, а тут как раз мужика задержали — с трехлитровой банкой олифы. Понятное дело, штрафанули, а мент, слышь, берет олифу и у всех на глазах выливает в раковину. Мужик аж чуть не заплакал…
— Скоты! — Руслан скрипнул зубами.
— Ты слушай дальше! — заорал Колька. — Остались мы с ним вдвоем, ну, с ментом этим. Открывает он дверки под раковиной, а там вместо трубы ведро стоит, ты понял? Он в ведро, оказывается, олифу слил! А ты говоришь: гвоздодер… Кстати, о гвоздодере, — спохватился он вдруг. — С соседями у тебя как? Тихо-мирно?
— А при чем тут соседи?
Колька сочувственно покосился на Руслана, прицыкнул зубом, покачал головой.
— Да-а… Учить тебя еще и учить. А ну-ка, показывай, где инструмент держишь!
Пожав плечами, Руслан провел Кольку в коридорчик и там не без тайной гордости предъявил фальшивую заднюю стенку кладовки, за которой скрывался инструментарий.
— Угу… — одобрительно промычал Колька, поглаживая кусачки, тисочки и прочее. — А вот молоток — на фиг! И на будущее: никаких гвоздей! Только шурупы! Буравчик — штука бесшумная, отвертка — тоже. Вот попомни мои слова: будешь молотком громыхать — обязательно найдется какая-нибудь паскуда по соседству и звякнет в наркологию по телефону доверия! Знаешь, как у них фискальная служба поставлена? А ты теперь на учете.
— Здра-авствуйте! — возмутился Руслан. — А скажем, полку вешать на стену? Все равно ведь шлямбуром придется или дрелью…
— Шлямбур тоже забудь. Дрелью — сколько угодно, но не электрической, понял? Берешь обычную ручную дрель — и потихоньку, чтобы ни одна зараза не услышала… Ладно. Тащи посуду.
* * *
— Так-то вот, Русланчик, — прихлебывая крепкий горячий чай, вещал друг и учитель Колька. На его выпуклом широком лбу быстро проступал пот. — Держи теперь ухо востро… Вот послушай, что со мной позавчера было. Только-только утром глаза продрал — звонок в дверь. Открываю. А там — два пацана в форме. Ни слова не говоря, лезут на антресоли и достают сумку с этой моей машинкой. Ну, ты понял, о чем я, да?
Руслан ошеломленно кивнул.
— Настучал, короче, кто-то, — пояснил Колька, хотя все было ясно и так. — Снимают сумку, ставят на стол, открывают. «Откуда взяли?» Ну я им и говорю… — Колька с удовольствием сделал паузу и подлил себе заварки погуще. — «Иду, — говорю, — вчера вечером по набережной, а впереди мужичок с этой вот сумкой крадется. И что-то показался он мне подозрительным. А я в добровольной дружине состою, в охране досуга граждан, вот, пожалуйста, удостоверение».
— Правда, что ли, состоишь? — всполошился Руслан.
— А как же! — с достоинством сказал Колька. — Кстати, и тебе советую вступить… «Свистнул, — говорю, — в свисток, а мужичок сумку бросил — и бежать. Ну, я в нее заглянул, а там этот вот инструмент. Явно незаконный. В милицию нести — поздно, ночь на дворе. Хотел с утра к вам пойти, а тут вы и сами явились».
— Ловко! — с искренним восхищением вымолвил Руслан.
— А? — победно вскричал Колька. — Понял, в чем суть? Купил — есть статья! Сам сделал — есть статья! А отнял — нет такой статьи! Ну нету!.. Они на меня смотрят — и молчат. Прибалдели, короче. Потом головами покрутили: ну ты, дескать, мужик, даешь! Я говорю: «Не-е, ребят! Другого ничего не будет, другого вы тут ничего не услышите. Вот что сказал — то и пишите». — Тут Колька покряхтел, похмурился. — Правда, пришлось им, конечно, еще на лапу дать, — с неохотой признался он. Потом бросил на хозяина быстрый взгляд исподлобья и вдруг приказал: — А ну-ка, лапы на стол!
Руслан заморгал, но подчинился.
— Пемзой, пемзой по утрам оттирай, — ворчливо заметил друг и учитель Колька, разглядывая и ощупывая правую длань хозяина.
— А потом — кремом… Тебя ж за одни мозоли возьмут! Вот посмотри у меня, — и он предъявил ухоженные мягкие руки, глядя на которые нельзя было даже и подумать, что их владелец — один из самых закоренелых и неисправимых трудоголиков района.
* * *
Проводив друга и учителя, Руслан накинул дверную цепочку и медленно отер ладонью внезапно вспыхнувшее лицо. Нахлынуло нестерпимое желание: рвануть дверь кладовки, раскрыть тайник… Нет, так не пойдет. Все должно быть нежно и красиво. С бьющимся сердцем он прошел на кухню, где вымыл обе чайные чашки и, опрокинув их на решетку сушильного шкафчика, вернулся в прихожую.
Широкая гладильная доска на трубчатых ножках, в течение минуты освобожденная от матерчатой крышки и прикрепленная двумя болтами к панели, обернулась ложем небольшого ладного верстачка. Невольно задрожавшими пальцами Руслан раскутал извлеченную из кладовки мешковину — и сердце сжалось сладостно и болезненно…
Впервые он увидел ее валяющейся посреди тротуара в самом неприглядном виде, и все же это было — как удар ножом в сердце. Он еще не знал, зачем она ему нужна, где пригодится, да и пригодится ли вообще, эта полуметровая дощечка шириной с ладонь, но уже тогда, при первой встрече, стало вдруг ясно до боли, что другой такой нет, что пройти мимо и не поднять ее с земли — выше его сил…
И вот теперь, уложив ее на верстачок, он любовно огладил шероховатую серую поверхность. Потом ухватил шерхебель, помедлил еще немного и наконец, не выдержав, с наслаждением снял первую длинную стружку. Обнажилась соблазнительная сияющая ложбинка. Торопливо, порывисто он раздел шерхебелем верхнюю сторону, затем отложил грубый инструмент и с трепетом взял рубанок…
