Наступила могильная тишина.
Я сижу в садовом кресле. Веранда, затененная зеленью, полна солнечных пятен, танцующих на полу и на столе. Ветерок шевелит листьями. Откуда-то доносится мычание коровы. Собака лает у ворот, я вижу ее сквозь щели в листве.
Это — Капи, черный пудель моей старшей сестры. Я узнаю его.
— Капи, Капи! — зову я и удивляюсь своему голосу: хриплый, чуждый мне голос. Кто я и где я? Да, Капи, значит, я в маленьком имении моей сестры.
Собака вбежала на веранду, обнюхала мои ноги и начала ласково повиливать хвостом, смотря мне прямо в глаза.
— Капи, это ты? — спрашиваю я. — Ты узнаешь меня, значит, я Рене Герье? Да, но я не могу припомнить, что было со мной…
Я кладу свою тяжелую голову на руки, опираясь на стол, и хочу сосредоточиться.
Корова мычит, она не дает мне думать. Позвольте, что же было со мной? Нет, я ничего не помню…
Около меня стоит моя сестра. Она участливо смотрит на меня, гладит по голове и говорит:
— Послушай, Рене, может быть, ты что-нибудь скушаешь?
Я вяло соглашаюсь, а когда ем, не знаю, что ем, и сколько. Сестра очень довольна. Сегодня я впервые поел с аппетитом.
— Жозефина, что со мной?
— Ничего особенного, ты просто немного болен и отдыхаешь у меня в деревне. Вот и все.
— Скажи, Жозефина, почему у меня в голове путается все? Я не знаю, что со мной было.
— Ах, братец, не пытайся вспоминать, а то опять заболеешь.
Пауза, томительная пауза.
Она убирает со стола, а я думаю. О чем думаю, не могу сказать.
Так проходят дни. Наконец, в памяти где-то открывается маленький уголок; какие-то образы мелькают там, как звезды сквозь тучи; уголок расширяется, образы движутся со всех сторон; хаос лиц, впечатлений, переживаний… Все занимает свое место, все устанавливается. И вот передо мной грандиозная картина пережитого.
Я вскрикиваю. Отбрасываю от себя несчастного Капи; я становлюсь, верно, таким страшным, что Жозефина бросается от меня в самый дальний угол веранды и там стоит, дрожа всем телом.
— Рене, Рене, опомнись, что с тобой?
— Я опомнился, — рычу я.
Я выбрасываю отдельные восклицания, имена и неоконченные фразы.
— Что это? Анжелика! Несчастный Мартини! Бегите, бегите! Я должен пронзить его стилетом. Я падаю.
Сестра шепчет:
— Опять ухудшение, опять приступ… бред…
Эти слова отрезвляют, меня. Я стараюсь успокоиться. Я подхожу как можно тише к сестре и говорю ей:
— Никакого бреда, никакого буйства, я мыслю совершенно здраво; если я был болен, это прошло.
Она не верит мне и подозрительно смотрит мне в глаза. Я говорю:
— Ну, хочешь, я тебе расскажу все, что случилось до моего отъезда из Парижа или, как ты думала, до моего самоубийства. Ты ведь получила известие, что я бросился в Сену?
Я рассказываю, она удивляется:
— Да, да, это было так.
— В таком случае расскажи мне, что произошло со мной после того, как я вернулся сюда. Сядем.
Сестра опасливо садится рядом со мной.
— Тебя привезли сюда на автомобиле какие-то незнакомые люди. Они сообщили мне, что нашли тебя у дороги, в трех километрах отсюда и в двух от железнодорожной станции. Ты лежал без сознания, и рядом с тобой был небольшой дорожный чемодан.
— Дорожный чемодан! — нетерпеливо кричу я. — Где он?
— Он здесь.
— Хорошо, хорошо, но что же было со мной?
— Ты был в глубоком обмороке. Когда ты пришел в себя, ты не узнавал никого. Доктор признал тебя душевнобольным. Глубокая меланхолия сменялась приступами буйного помешательства. Мне не оставалось ничего другого, как поместить тебя в психиатрическое заведение. Ты пробыл там полгода. Теперь, когда положение твое улучшилось и припадки прекратились, тебе разрешили переехать ко мне.
Я слушаю дальше, я вскакиваю, трясу мою сестру за руку и кричу:
— Чемодан! Скорее покажи мне чемодан.
Я тащу ее за руку.
— Не туда, не туда, он находится у меня в спальне… вот он.
Мой парижский чемодан, побывавший в Долине Новой Жизни. Он опять передо мной. Сестра протягивает ключ. Руки мои дрожат, я не могу попасть им в замок.
— Деньги я вынула из него, — говорит сестра, — положила их в банк на твое имя. Извиняюсь, что я так распорядилась.
— Черт с ними. А мои бумаги, часы? А это что? Боже мой, томик Пьера Бенуа — «Прокаженный король»! Как это было давно!
Я хватаю эту священную для меня книгу.
Вот все, что осталось от моей любимой Анжелики. Где она? Что с ней? Быть может, все это был сон… Быть может, действительно это бред сумасшедшего? Но этот томик — свидетель нашей любви и наших пылких ласк.
Теперь я просиживаю с ним по целым дням.
Я прочитываю строку за строкой, страницу за страницей; каждая из них будит воспоминания. Я осматриваю бумагу этой книги; вот к этому месту притрагивались пальцы Анжелики; тут между страниц лежит какая-то веточка с маленьким засохшим листочком: это она заложила место, где мы остановились, когда на веранду вошли Мартини и Фишер. А переплет, красный коленкоровый переплет — на нем видны брызги дождя, долетавшие к нам в окно. Вот пятнышко: сюда упала косточка вишни, которую ела Анжелика.
Все эти милые, незабываемые мелочи. Я никогда не расстанусь с этой книгой.
Но что это?! Почему переплет сбоку надорван? Я долго и внимательно рассматриваю это место. Тоненький край белой бумажки едва выступает из этой трещины. Осторожно, ногтями, я пытаюсь извлечь бумажку.
Небольшой, согнутый пополам лоскуток выскальзывает из моих пальцев и летит на пол. Я поднимаю, развертываю…
Письмо Анжелики.
Размашистым почерком набросано несколько строк:
«Рене, дорогой, милый, не сердись на меня: я сделала то, что сделала бы всякая любящая женщина на моем месте. Я люблю тебя, и всегда буду любить. Тот, кто нас разлучил, будет наказан, я отомщу за тебя и за Леона. Если когда-нибудь…»
Записка на этом прерывалась.
Что она хотела сказать? Что случилось в этот момент, что помешало ей? Никогда, никогда я не узнаю об этом. Любимая, как могла ты решиться спасти меня, пожертвовав собой! В тысячу раз было бы лучше, если бы мы погибли вместе. На какие муки ты идешь? Что испытаешь, прежде чем совершится твоя месть? Унижение, милость Куинслея, а может быть… Нет, нет, я не могу вынести этой мысли.
Ты говоришь, чтобы я не сердился: так поступила бы каждая истинно любящая женщина. Может быть. Но подумала ли ты, какие страдания будут уделом истинно любящего тебя Рене?
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПРЕДИСЛОВИЕ ИЗДАТЕЛЯ
Я выпустил в свет первую часть переданной мне рукописи Рене Герье под названием «Долина Новой Жизни». В ней автор рассказывает, каким образом он попал в долину в Гималаях, описывает свою жизнь там и любовь, пробудившуюся в нем к Анжелике Гаро, завезенной туда обманным путем правителем этой страны — Максом Куинслеем. Рене Герье подробно останавливается на технических усовершенствованиях и научных достижениях, которыми так богата эта, отрезанная от всего мира, страна. Повествование заканчивается описанием неудачного побега и возвращением героя на родину, во Францию. Дальнейшая судьба Анжелики, Куинслея и всех оставшихся в Долине Новой Жизни была неизвестна.
