От всего пережитого Кирилл затосковал. Да и посмотреть окружающий мир Кирюше хотелось давно. Поэтому он сам, нарочно попался в силки одному знакомому шкуродеру, внушив этому подонку мысль продать себя матросне живым весом… Кирилл испытывал искреннюю благодарность Петровичу, взявшему его в дом в качестве культового животного или, по-простому, священного змея.
До утра они с Петровичем ползали по бесконечным лианам в темном влажном лесу, слушали крики противных макак и какаду, кушали фрукты всякие, орехи… И Кирюше ни разу даже в голову не пришло скушать Петровича.
Петрович привычно упаковывал вещи, собираясь в рейс. Кирюша с тревогой следил за его спешными сборами. Потом он совершенно по-человечески вздохнул, забрался Петровичу на плечи, слегка сдавив грудь, и доверчиво положил ему голову на ключицу. Так они и стояли в обнимку, погруженные в тяжкие раздумья…
…Так они и стояли в обнимку, погруженные в тяжкие раздумья, ожидая своей очереди у билетной кассы. Ямщиков старался сообразить, сколько же билетов, собственно, им брать? Два или все-таки три? Интересно, как их нынче найдет Седой? Свалится к ногам со взмыленной лошади? Или появится рядом в засаленной телогрейке с выбитыми передними зубами? Охо-хо…
Подошла их очередь, и все его сомнения развеял стоявший рядом расстроенный Флик: "На Седого тоже бери, он подойдет позже".
Видно и это вставили в его симпатичную головку-одуванчик. Бедный, бедный Флик! Не везло ему, чего уж там! Никогда не везло. А теперь… Жаль парня, хороший был когда-то драгун. Хотя и придурок, конечно. Кобылка у него еще была с каким-то смешным именем… И вроде бы всю дорогу две какие-то бабы возле него крутились. Может, он от них и набрался такого дикого бабства? Нет, взять и обабиться до такой степени! Такое дело надо запивать, причем, не литрами, а цистернами.
— Слушай, Грег! А где твои вещи? — женским голосом прервал Флик тяжкие раздумья Ямщикова. Отметив про себя, что Флик уже совершенно по-бабьи интересуется его вещичками, Ямщиков понял, что до встречи с Седым всухую ему не продержаться.
— Тебе чо-то конкретно надо? Солонину, как в прежние времена, жрать не будем! Нам все теперь на блюдце принесут! — с удовлетворением похлопал себя по карману Ямщиков. — Вот, где у меня все вещи! Накануне мне вдруг премию подкинули, содержание за три года, за выслугу все до копейки отдали, наградные, за звания… Все вдруг разом! Я даже удивился… Потом решил зачем-то на вокзал прокатиться. Думаю, дай загляну. Прямо мистика какая-то, Флик! И как раз сегодня собран для нас с тобой прицепной вагончик. Пойдем, по пиву выпьем, а? У нас еще с тобою почти три часа до отправления. Целую цистерну можно осушить.
— Может, не надо? — нерешительно протянула женщина.
— Надо, Федя, надо! Мне надо это дело как-то душою принять, выпить за встречу. Ты же должен понимать все-таки! Не всегда ведь бабой был. Когда-то ты был вполне нормальным мужиком, хоть и подставил нас по полной программе… Как ты мог все проспать, Флик? Ведь из-за тебя всем во сне руки скрутили… И вода такая холодная была… Ну, тебя-то они, наверно, для себя оставили? — сквозь смешок спросил Ямщиков, пихая попутчицу в сторону ближайшего экспресс-кафе.
— Ты чо, Грег? Шуточки, блин! Да меня раньше всех вас за борт проводили! Сам-то как визжал! Думаешь, не помню? — возмущенно ответила Марина Викторовна.
— Да ладно, я же пошутил! Пошли-пошли, выпьем! — примирительно сказал Ямщиков, продолжая пихаться.
Марина, вздохнув, направилась занимать столик за витой металлической решеткой, увитой искусственной лианой, но вдруг остановилась посреди кассового зала, внимательно вглядываясь в мужчину, проверявшего билеты в полутемном углу за кассами дальнего следования. Ямщиков настойчиво тянул ее за рукав к буфетной стойке, заставленной пивными бутыками. Марина резко повернулась к нему и прошептала:
— Один уже здесь, точно он! Я не мог… не могла ошибиться!
В облике Ямщикова появилось что-то хищное, но, поддавшись всем корпусом к темному углу, на который ему показала Марина, он обмяк и разочарованно протянул:
— Никого там нет! Когда кажется, креститься надо! Сейчас они тебе всюду будут мерещиться… Ты же баба! Тьфу на тебя! Пошли пиво пить! Я люблю пиво «Пит» и водку жрат!
Женщина бросила тоскливый взгляд на пустой затененный закуток с опрокинутой урной, где только что стоял плотный мужчина с билетами и, покорно втянув голову в плечи, поспешила за спутником.
К буфетной стойке Ямщиков подходил несколько раз. Посудомойка попросила его не отдавать пустые пивные бутылки снующим возле столиков бомжам. Пока он менял нехитрую сервировку, переходя от салатов в пластиковой расфасовке к подогретой курице гриль, Марина в расстроенных чувствах пила пиво, как воду. До Ямщикова начало доходить, что, если он не прекратит это свинство, на посадку попутчицу придется нести на себе. Он с сожалением сгреб непочатые бутылки со стола в огромный пластиковый пакет и сходил за кофе.
— Ничего не понимаю, Грег, ничего! — в пьяном отчаянии шептала Марина, притянув лицо жующего Ямщикова к себе за лацканы воротника косухи. — И помню все… несколько смутно. Вот если бы ты вдруг раз! И стал бабой! Чтобы ты вообще предпринял, а?
— Я бы, Мариночка, застрелился, — честно ответил Ямщиков, почти касаясь мягкой девичьей кожи губами. От розовых щечек девушки пахло молоком и выпитым пивом.
Марина тянула его все ближе к себе, и на них уже начинали обращать внимание прочие мирно жующие пассажиры. Будучи более искушенным в межполовом общении, Ямщиков отдавал себе отчет, что его вдумчивые поиски карты в бюстгальтере попутчицы, ее общий нервный срыв и два литра пива — не могли не сказаться самым роковым образом на гормональном фоне организма Марины, настойчиво льнувшей к нему через столик. Пользоваться такими подарками судьбы и в мирное время Ямщиков считал для себя недостойным. Мягко сняв цепкие пальчики с куртки, он пододвинул свой стул ближе. По-товарищески обняв неудачно реинкарнированного соратника, он, в качестве старшего по званию, постарался перевести разговор в более позитивное русло. Головка Марины тут же безвольно поникла ему на грудь.
— Смотри, Мариш, сколько баб вокруг! — начал издалека Ямщиков. — Одни бабы! И все куда-то прутся, все им дома не сидится… А в визовой службе сколько баб в очередях давится. И, заметь, никто из них не стреляется, все довольны своем бабским положением… Значит, есть в этом какой-то положительный смысл!
— А куда они едут? — с женской непосредственностью спросила Марина.
— А кто куда, Мариша, кто куда! — оптимистически заметил Ямщиков. — В основном, челночат по всей Польше, суки драные, а потом по всей России поганые шмотки тащат.
— Нет, куда они сейчас-то едут? — с пьяной настойчивостью повторила вопрос Марина, прижимаясь к нему всем телом. — И почему именно сейчас? Почему?
— По кочану, — закончил прения Ямщиков, с тоской подумав, что из-за глупых бабских вопросов он, если Седой не появится немедленно, сорвется с катушек, не дожидаясь главной заварушки. Мягкие пепельные кудряшки, пахнувшие сеном, лезли в нос. В них нестерпимо захотелось зарыться губами. И чтобы без всяких вопросов.
Проанализировав всю сложность ситуации, отчасти созданной им самим, Ямщиков решил, что надо срочно сменить обстановку. Мягко потрепав девушку за хрупкие плечики, он нежно прошептал ей на ушко: "Вставай, Мариша! Вставай! Посадку через двадцать минут объявят… Мы поедем с тобой далеко-далеко… К большой горе, к елкам-палкам… Там нам задницу надерут, за уши наизнанку вывернут, во все отверстия вставят по шпенделю — и шуры-муры разводить нам с тобой некогда будет. Думаю, дорогая, нам с тобой всю хотелку конкретно отобьют!"
Нагруженный пакетами Ямщиков сумел подхватить под руку и захмелевшую попутчицу. Внезапно остановившись, она с непонятной тоской посмотрела на покрытые изморосью огромные витражи вокзала. Но спутник уже нетерпеливо подталкивал ее к выходу на перрон.
…Внезапно остановившись, с непонятной тоской старик посмотрел на покрытые изморосью огромные окна веранды, но его спутник уже нетерпеливо проталкивал его к входу в темноватую, теплую горницу. Старик был одет торжественно — в серый заношенный пиджак с орденской планкой и пузырившиеся на острых коленках ватные штаны. Присев бочком на черный лаковый табурет, он настороженно следил узкими глазами за вышагивающим по избе статным мужчиной в черном шелковом балахоне.
— Ты ведь можешь, можешь! Ты — настоящий чукча, я знаю! — резко обернувшись, выдохнул мужчина в лицо старику с таким свистящим нажимом, что у него сразу набухла багровая жила на переносице.
— И-их, Колька, — грустно покачал пегой головой старик. — Зачем?.. Мне на другое стойбище скоро перекидываться, зачем я такое делать стану?
