Крихалев посмотрел на часы и обрезал ножницами ползущую бумагу. — Срочно расшифруйте, товарищ Озеров… — сказал он. — О результатах поездки доложите потом.
— Опять, кажется, по Ленинграду! — громко добавил он, подымаясь с места. На этот раз, видно, очень крупного калибра. Крихалев направился к выходу, провожаемый тревожными взглядами работавших у приборов людей. В подземной комнате опять стало тихо. Здесь находился звукометрический пункт. Это было сердце звуковой артиллерийской разведки осажденного города. Отсюда при помощи десятков чувствительных звукоприемников, микрофонов, расположенных в поле и соединенных проводами с регистрирующими приборами, велось наблюдение за звучанием пролетавших снарядов. В землянках находилась аппаратура, позволявшая определять по звуку местоположение неприятельской артиллерии. На движущейся бумажной ленте последовательно отмечалось тонкими чернильными зигзагами прохождение снаряда над тем или другим микрофоном. Измерения полученных кривых и вычисления позволяли установить точку на карте, откуда был пущен вражеский снаряд. Звукометрическая разведка, уже давно существовавшая во всех армиях, довольно точно указывает расположение стреляющих неприятельских орудий. Бессмысленный варварский обстрел Ленинграда начался недавно. С сознанием большой ответственности работали люди звукометрического пункта. Красноармеец Озеров, только что получивший задание, низко склонился над своим столом, изучая бумажную ленту, на которой было зарегистрировано прохождение нового снаряда. В землянку возвратился капитан Крихалев. Он принялся налаживать свой аппарат, вставляя в него новую ленту. Скоро журчание его машины слилось с общим равномерным шумом, производимым остальными приборами. Неожиданно Крихалев заинтересовался поведением красноармейца Озерова, сидевшего к нему спиной. Капитан стал все чаще посматривать в его сторону. Вначале ему показалось, что Озеров слишком много глядит по сторонам и следовательно не торопится с выполнением срочного задания. Затем он заметил, что красноармеец вытащил из кармана смятую ученическую тетрадь и принялся ее внимательно читать. Все это необыкновенно удивляло капитана. До сих пор красноармеец Озеро, бывший студент Ленинградского политехнического института, работавший при звукометрическом пункте вычислителем, служил примером дисциплинированности и подчеркнуто-аккуратной исполнительности. Несколько дней тому назад он предложил начальнику пункта отпустить его в Ленинград, с тем, чтобы получить из лаборатории, где он раньше работал, измерительные приборы, в которых временно ощущался большой недостаток. И вот сегодня, вернувшись из командировки, он держит себя очень странно.
Но то, что произошло дальше, окончательно поразило капитана.
Тихо и однообразно жужжали моторчики звукометрических машин. Иногда совсем приглушенно доносилась в землянку далекая артиллерийская канонада. Вдруг раздался громкий звук резко отодвигаемой и падающей табуретки.
Капитан увидел, как красноармеец Озеро быстро поднялся со своего места, держа в руках ученическую тетрадь, и, продолжая смотреть на нее широко открытыми глазами, бросился к выходу…
* * *
По тротуару одной из центральных ленинградских улиц почти бежала Зоя Леонтьева, аспирант Ленинградского политехнического института. Прохожие останавливались и, недоумевая, глядели ей вслед. Кроме взволнованного вида девушки, их интересовала одна маленькая подробность, которую, по-видимому, совершенно не замечала сама девушка. За ней явно неуклюже и неумело следил низкого роста ефрейтор, одетый в потрепанную серую солдатскую шинель. Сурово выглядела улица осажденного города. Нужно представить себе серое осеннее небо, мелкие капли влаги, почти висящие в воздухе, и блестящие от них гранитные фундаменты зданий. В разных, порой самых неожиданных местах регулируются моторы боевых самолетов. Тревожно разносится их гул, то возникающий громко, то медленно умолкающий. Люди, идущие вдоль тротуаров, торопливы и хмуры. Их лица особенно сосредоточенны. А над всем этим царит равномерный и глухой стук метронома, раздающийся изо всех уличных репродукторов. Медленен и как будто торжествен ритм этих ударов. Он проносится над городом, как бы управляя размеренностью его жизни. Ленинградцы привыкли к нему. Он как бы неотъемлем от забот дневной суеты и от напряженной тишины продолжительной ночи… Спокойный и медленный стук всегда говорит о том, что город-боец зорко стоит на страже. Но если тоскливый вой сирены, пробегающий по всей гамме, начиная от низких до самых высоких тонов, возвещает о приближении воздушной опасности, то вслед за ним возникает уже частый и нервный стук метронома. Город меняет свой пульс. Он начинает биться усиленно, быстро, как в напряженном организме, готовом к борьбе не на жизнь, а на смерть…
Зоя остановилась у подъезда большого здания. Тотчас же остановился невдалеке и ефрейтор, следовавший все время за ней. Когда девушка скрылась в дверях, он медленно перешел на противоположную сторону улицы и принялся с сосредоточенным видом скручивать из газетной бумаги длинную козью ножку.
Сжимая в руках пропуск, Зоя торопливо поднялась по широкой мраморной лестнице и скоро очутилась в просторном кабинете, обставленном мягкой кожаной мебелью. — Прошу садиться. Я вас слушаю, — раздался из-за стола добродушный голос.
Девушка заговорила быстро и энергично, нервно вертя в руках и без того измятый пропуск.
— Вы говорите, — сказал генерал, внимательно выслушавший ее объяснение, что это не могут быть обыкновенные снаряды? Так-так… Интересно… — Безусловно! — горячо продолжала девушка. — Моя установка, предназначенная для изучения электрических напряжений в атмосфере, не в состоянии реагировать на приближение обыкновенных снарядов. Это совершенно ясно… — Так-так… И что же вы предполагаете? — Можно предполагать все, что угодно, — продолжала девушка. Для меня ясно только одно: эти снаряды содержат в себе какое-то электрическое устройство… Может быть, немцы посылают нам… снаряды с автоматическим управлением или управляемые по радио… — закончила она робко. Генерал внимательно посмотрел на нее. — Что-то нам пока ничего не известно о таких снарядах… — медленно проговорил он. — Вот именно! Надо же принимать меры! — заволновалась девушка. Через несколько минут генерал провожал Зою к выходу из своего кабинета. — Так, значит, условились… — говорил он, пожимая ей на прощание руку. — Только смотрите, зря подвергать себя опасности не стоит… Бомбоубежище-то у вас там есть? — Ничего… Не беспокойтесь. Всего хорошего!.. — проговорила девушка, улыбаясь, и скрылась за дверью, Скоро на мокром от дождя тротуаре можно опять было видеть Зою Леонтьеву, быстро возвращавшуюся обратно. За ней по-прежнему следовал маленький ефрейтор, весьма неискусно выполнявший свою роль сопровождающего. Особенно трудно ему пришлось, когда девушка села в трамвай. Он еле успел вскочить в тот же вагон. Ефрейтор не оставил ее и тогда, когда трамвай остановился у парка, где находился Политехнический институт. Стараясь быть незамеченным, шел он за ней по песчаным аллеям, то ускоряя, то замедляя шаги. Вдруг резкий оглушительный грохот ошеломил Зою с необыкновенной силой. Девушка свалилась на мокрую траву, инстинктивно схватившись руками за голову. Синие, быстро чередующиеся круги поплыли у нее перед глазами. Сквозь назойливый, звенящий в ушах шум послышался совсем недалекий, протяжный человеческий крик. «Что это такое? Неужели я ранена?…» смутно промелькнуло в голове у Зои. Подняться ей удалось с большими усилиями. Она увидела сзади себя облако черного дыма. Оттуда слышался тяжелый и приглушенный стон. «Это снаряд», пронеслось у нее в сознании. Когда дым немного рассеялся, можно было разглядеть, что вблизи разбитого дерева лежит на животе маленького роста человек в длинной, разорванной во многих местах и красной от крови шинели. Вся испачканная кровью, тащила Зоя повиснувшего у нее на плече и еле передвигавшего ноги раненого ефрейтора.
