— В общем, экстремисты, — подытожил Бриден.
— И таких очень много. В последнее время группировки сильно расплодились.
— Все равно межпланетные запуски никто не разрешит…
— Ты меня-то не убеждай, — прервал его Луис. — Мы все тут очень уязвимы, даже под крылышком ВКМ. Если живешь в большом городе, хочется стопроцентной уверенности, что никто не будет изготавливать бомбы и сбрасывать их или, например, создавать базы. Это лично мое мнение.
Всезнающий, небрежный, самодовольный Луис сидел напротив, и Бридена вдруг захлестнуло странное чувство, неожиданное и необъяснимое. Оно отскочило бумерангом, вылившись в волну — гнева? — оставив Бридена ослабленным и растерянным.
— Мне пора на самолет, — отрывисто произнес он.
— Хорошо, малыш, — поднялся Луис. — Передавай привет Маргарет. И вообще, звони в любое время, ясно?
— Ясно, — ответил Бриден.
Он проводил Луиса до дверей, вернулся, но, отойдя всего на несколько шагов, оглянулся, чтобы еще раз посмотреть на брата, исчезающего в толпе среди людских потоков на транспортерах.
Что дальше? Бриден попытался сосредоточиться на настоящем, но мысли упрямо забегали вперед, к моменту, когда придется возвращаться на тихоокеанский остров. Именно тогда Бриден понял, что его так мучило. Он боялся наступления ночи. Он боялся повторяющегося сна, который приходил по ночам.
Зрелость приносит новые сложности. Бриден уселся в телебудке и стал листать страницы директориев, мелькающие на экране. В детстве не было никакой ответственности. Ему вовсе не хотелось вернуть то время; зрелость вознаграждает по-своему, а чувство безопасности надо заслужить. Теперь эта с трудом добытая надежность ускользала из-под ног, и не было ни отсрочки, ни прочного укрытия, ни человека, которому можно довериться в данном случае. Вероятно, он сам допустил оплошность, и, может быть, непростительную. Нельзя просто пойти и выложить свою небылицу медицинскому руководству. Они, конечно, посочувствуют и постараются его побыстрее вылечить, но с должности точно снимут. Другого выхода у них нет.
Может, к Майку Де Анце?
Бриден был дружен с Майком еще с университета; тот тоже стал физиком-ядерщиком. Они до сих пор часто пересекались, и на Майка в первую очередь можно было положиться в трудной ситуации. Этот упитанный блондин с открытым взглядом тратил свою неиссякаемую энергию на все, что подвернется под руку, и никогда не отказывал друзьям, нуждающимся в его поддержке. Майк Де Анца наверняка придумает что-нибудь дельное. В любом случае он никому не растрезвонит, а от этого сейчас практически зависит жизнь.
Успокоившись, Бриден вызвал Де Анцу звонком, но не застал его, и никто точно не знал, когда Майк вернется.
Тогда — Маргарет? Нет. Невозможно свалить подобный груз на ее плечи в такое время. Луис тоже не подходит, этот вариант Бриден уже опробовал. Кэрри Коул — нет! Кто же тогда?
Никто. Нет такого человека рядом.
Может, обратиться к тому, кто не совсем рядом? Например, к Спрингфилду? Бриден не виделся со старым врачом уже двенадцать лет. Тот и вправду был столь оригинален, что медицинское руководство ВКМ его не очень жаловало.
Напряжение становилось нестерпимым. Надо хоть с кем-то посоветоваться. Пусть будет Спрингфилд.
И Бриден отправился к Спрингфилду.
Доктор Сэм Спрингфилд жил на окраине. Это был сухопарый седовласый старик семидесяти трех лет, с морщинистыми набрякшими веками и темными пятнами на коже рук. Его кабинет едва ли можно было назвать приличным — скорее, убогим. Доктору помогала единственная медсестра — усталого вида женщина с неправдоподобно рыжими волосами. Она исполняла и обязанности регистраторши.
Медсестра доложила о приходе Бридена и вышла. Тот поздоровался со старым врачом за руку, удобно устроился в пластиковом кресле и теперь курил, а Спрингфилд его изучающе рассматривал.
— Седативная, — кивнул он на сигарету. — С чего вдруг, Джо?
— Об этом я и хочу с вами поговорить. Но разговор не для чужих ушей, и прежде мне хотелось бы заручиться вашим обещанием никому его не передавать. То есть абсолютно никому.
Спрингфилд растерянно моргнул.
— Ты что имеешь в виду? Убийство при отягчающих обстоятельствах? Дай-ка пощупаю твой пульс.
— Пока не надо, прошу вас. Для этого можно найти другое время. Но я настаиваю, док: у меня очень ответственная должность, и, если у меня найдут неполадки со здоровьем, тут же уволят.
— Знаю я, что у тебя за должность, — заметил Спрингфилд, — вижусь иногда с Луисом. Но он никогда даже не намекал, что ты болен.
— Я… я здоров — физически. Иначе врачи на базе давно бы меня вычислили.
— Психически?
— Вы ведь давно занимаетесь психиатрической практикой?
— Да, но сейчас гораздо меньше. Я уже старый, Джо, и предпочитаю не напрягаться. К тому же все исследования запрещены, кроме традиционных направлений.
— Так уж и запрещены? — усомнился Бриден.
— Ну, практически, а это одно и то же. А, ладно. И так людей все больше настраивают против новых веяний. Так что тебя беспокоит? Слышишь голоса?
Спрингфилд рассмеялся и закурил черную сигару.
— Я работаю хранителем в Первом реакторе, — начал Бриден. — И меня преследует один и тот же сон. В нем я взрываю реактор.
— Хм. Да? Ну-ну, давай дальше.
— Все.
— А что ты при этом чувствуешь — во сне? Радость, испуг? Просыпаешься с облегчением или наоборот?
— Наоборот. Мне страшно. По-настоящему страшно.
— И все равно ты же взрываешь его?
— Похоже на наваждение, — выдавил Бриден. — Наверное, это поддается лечению. Медики на базе, конечно, найдут причину и справятся. А потом я пойду в расход.
— Метко сказано, — улыбнулся Спрингфилд. — Сегодня с людьми не церемонятся: органы безопасности не дремлют. И что ты будешь делать, когда пойдешь в расход?
— Я… не знаю, — смешался Бриден. — Наверное, для меня на этом все и закончится.
— Но ведь заболевание излечимо, в чем бы оно ни проявлялось. Ты сможешь найти другую работу — разумеется, по специальности.
— Наверное, смогу.
— Но тебе хочется остаться на этой?
— Это самое стоящее дело в мире, — с яростью заявил Бриден.
— Правда? И почему?
— Ну… что непонятного? Урановый реактор все-таки…
— В чем именно состоит твоя работа — если, конечно, это не тайна?
— Кое-что могу рассказать, — ответил Бриден, и Спрингфилд сделал приглашающий жест сигарой.
— Значит, сидишь себе и смотришь на разные циферблаты. А машины — то есть компьютеры, о которых ты говорил, — следят, чтобы все шло как полагается. Так?
