— Высота два метра, длина двенадцать, — читает показания датчиков Кларк.
Баллард не откликается. Она нажимает клавиши команд; топографическая схема растворяется, сменяясь колонкой цифр.
— Я так и думала, — говорит она. — За последние сорок два часа серьезной сейсмической активности не наблюдалось.
— Сонар не врет, — возражает Кларк.
— Как и сейсмограф, — отвечает Баллард.
Короткая пауза. Для подобных случаев разработана стандартная процедура, и обеим известно, в чем она состоит.
— Надо проверить, — говорит Кларк. Баллард кивает:
— Минутку, я только переоденусь.
Они прозвали эту штуку «каракатицей»: это реактивный цилиндр примерно полуметровой длины с прожектором спереди и с чем-то вроде дышла сзади. Кларк плывет ниже станции и выше морского дна, придерживая его одной рукой. В другой у нее зажат сонарный пистолет. Она указывает дулом в темноту: ультразвуковые импульсы обшаривают ночь, помогая ей ориентироваться.
— Туда, — она указывает рукой.
Баллард верхом на дышле собственной «каракатицы» протискивается в шлюз. Машина быстро уносит ее вперед. Кларк, выждав немного, следует за ней. Последней движется третья «каракатица», нагруженная нейлоновым мешком с набором датчиков. Баллард несется чуть ли не на полной скорости. Налобный фонарь вместе с прожектором «каракатицы» лучами маяков пронзает толщу воды. Кларк, не включая своего освещения, догоняет напарницу на полпути к цели. Несколько метров они бок о бок плывут над илистым дном.
— Ты свет не зажгла, — говорит Баллард.
— Он нам не нужен. Сонар работает и в темноте.
— Тебе просто нравится нарушать правила!
— Здешние рыбы бросаются на все, что светится…
— Включи фонарь. Это приказ.
Кларк не отзывается. Она наблюдает за движущимися рядом с ней огнями. «Каракатица» дает ровный сильный луч. Налобный фонарь при каждом повороте головы описывает в воде неровную дугу.
— Я тебе сказала, — начинает Баллард, — включи… Господи!
Это всего на мгновение мелькает в луче ее фонаря. Баллард тут же отворачивает лицо, и видение скрывается во мраке. И возникает снова, освещенное ровным сильным светом «каракатицы».
Глубина ухмыляется им, ощерив зубы.
Края пасти уходят за пределы луча. Заостренные зубы в ладонь длиной никак не назовешь хрупкими.
Баллард, придушенно вскрикнув, ныряет в ил. Бентосная[5] слизь вскипает вокруг нее мутным облаком; она скрывается в вихре трупиков планктонной живности.
Кларк замирает и продолжает наблюдать. Она не сводит взгляда с угрожающей ухмылки. Тело у нее словно током заряжено, никогда она не ощущала себя так отчетливо. Каждый нерв горит огнем и одновременно объят холодом. Она в ужасе.
И в то же время каким-то образом полностью владеет собой. Пока покинутая «каракатица» Баллард замедляет ход и останавливается, Кларк размышляет над этим парадоксом. Прожектор замирает в каких-нибудь метрах от бесконечного ряда зубов. Кларк дивится ясности собственной мысли, между тем как третья «каракатица» с грузом датчиков, снизив скорость, останавливается рядом с первой.
Ухмылка даже не дрогнула в двойном луче. Тогда Кларк поднимает свой сонар и стреляет. «Мы на месте, — соображает она, считывая показания. — Тот самый выступ».
Она подплывает поближе. Улыбка, загадочная и завораживающая, все так же висит в пустоте. Теперь ей видны обломки кости у корней зубов, лохмотья разложившегося мяса, висящие на деснах.
Она разворачивается и отступает. Облачко над дном почти улеглось.
— Баллард, — окликает она своим синтетическим голосом. Нет ответа.
Кларк вслепую шарит рукой в иле, пока не нащупывает что-то теплое и дрожащее. Дно взрывается ей в лицо.
Баллард кометой взлетает из илистой подстилки, волоча за собой грязный хвост. Из мути показывается рука, сжимающая блестящий на свету предмет. Кларк видит нож, но увернуться уже не успевает: лезвие вспарывает «кожу», и ребра обжигает огнем. Баллард замахивается второй раз. Теперь Кларк успевает перехватить руку с ножом, выворачивает и отталкивает ее от себя. Баллард кувырком отлетает в сторону.
— Это же я! — орет Кларк.
«Кожа» превращает ее голос в звонкую вибрацию. Баллард упрямо поднимается: белые невидящие глаза, нож в руке.
Кларк вскидывает ладони.
— Все в порядке. Там ничего нет. Оно мертвое!
Баллард останавливается, уставившись на Кларк. Медленно поворачивается к «каракатицам», освещающим зубастую улыбку. И напрягается всем телом.
— Что-то вроде кита, — говорит Кларк. — Давно мертвый.
— А… кит! — произносит Баллард. Ее бьет дрожь. «Тут нечего стыдиться», — почти готова сказать Кларк.
Но не говорит. Она только протягивает руку и легонько трогает Баллард за плечо. «Так ли это делается?» — сомневается она.
Баллард дергается как ужаленная.
«Наверно, не так».
— Э, Жаннет… — начинает Кларк.
Баллард машет дрожащей рукой, прерывая ее.
— Все в порядке. Я хочу… Наверно, нам теперь лучше вернуться, правда?
— Конечно, — говорит Кларк, но она этого не думает. Она с удовольствием осталась бы здесь на весь день.
Баллард опять в библиотеке. Она оборачивается на шаги Кларк и как бы невзначай прикрывает ладонью светящуюся клавиатуру: экран гаснет прежде, чем Кларк успевает разобрать хотя бы слово.
— Это был клюворыл, — сообщает Баллард. — Очень редкое животное. И они не погружаются на такие глубины.
Кларк слушает без особого интереса.
— Должно быть, он погиб и сгнил ближе к поверхности, а потом уже затонул, — чуть повышает голос Баллард. Украдкой она посматривает на что-то в дальнем конце помещения. — Хотела бы я знать, какова вероятность подобного события?
— Что?
— Я имею в виду, чтобы в целом океане такое большое животное свалилось с неба в нескольких сотнях метров от нас. Думаю, это маловероятно.
— Да… наверное, — Кларк тянется к клавишам и освещает экран. Половина его заполнена мягко мерцающим текстом. На второй медленно поворачивается изображение сложной молекулы.
— Что это у тебя? — спрашивает Кларк.
Баллард снова бросает опасливый взгляд в дальний конец кают-компании.
— Просто старая статья по биопсихологии. Нашлась в файлах. Я ее просматривала. Когда-то интересовалась этими вопросами.
Кларк смотрит на нее.
— Угу.
Наклонившись ближе, рассматривает изображение. Сплошная биохимия. Она не понимает ни слова, кроме подписи под схемой.
Она читает вслух:
— «Истинное счастье».
— Ага… Трициклоиды с четырьмя боковыми цепочками, — Баллард указывает на экран. — Когда ты счастлива, по-настоящему счастлива, это от них.
