Камарели разделся. Выключил свет. Лег. С удовольствием потянулся на широкой постели. Усталое тело жаждало тишины и спокойствия.
И вдруг в темноте ярко вспыхнул экран и заискрились удивительные глаза незнакомой женщины.
Резко приподнявшись, Камарели нащупал на стене выключатель.
Видение исчезло, но душу Камарели охватило смятение: значит, обретенное сегодня спокойствие было лишь внешней видимостью, обманом. Внезапная вспышка только обнажила истину, которую он пытался от себя скрыть. Им опять овладело чувство смутной тревоги и волнующего ожидания; по жилам, казалось, побежал огонь.
Он встал, накинул халат, отворил окно.
Высоко горели звезды. Над Тбилиси стояла умиротворяющая ночная тишина. Только где-то вдали слышалось позвякивание одинокого трамвая. С Мтацминды потянуло легким ветерком.
Камарели облокотился на подоконник и, уже не сопротивляясь, отдался стремительному потоку неизведанных дотоле чувств:
Сверкнуло зеркало
Неведомая женщина в саду.
Ее глаза — две яркие свечи.
Ей сладок неразгаданный огонь
Минувших человеческих дерзаний,
Ее влечет далекий жизни сон.
Таинственная быль веков угасших.
В ее руке — неведомая книга.
Мерцает на развернутой странице
Заглавие прочитанных стихов:
«Виденье в зеркале».[11]
Камарели минуло тридцать лет. После окончания школы и физико-математического факультета университета он два года успешно работал в одном из научно-исследовательских институтов Москвы. В Грузию, где в то время развернулась напряженная работа по электрификации республики, он вернулся уже опытным специалистом.
Камарели был холост. Женитьба как-то не занимала его мыслей. Всякий раз, когда знакомство с женщиной могло перейти границы простой дружеской близости и способно было увлечь его в область более серьезных отношений, возникали совершенно непредвиденные обстоятельства, избавлявшие его от принятия серьезных решений. Камарели был уверен, что этот вопрос никогда не вызовет осложнений в его жизни и не станет предметом его серьезных раздумий. Всем существом своим он отдался науке, творчеству, и ему казалось, что семья только помешает его плодотворной, всепоглощающей работе. И вот в жизнь этого человека ураганом ворвался образ женщины с таинственного экрана. Она распахнула перед ним окно в неведомый доселе мир, заворожила прекрасным видением.
Восход солнца невольно напомнил Камарели увиденную вчера на экране картину: разлив солнечных лучей, необычное одеяние женщины, странное убранство ее комнаты… Кто она? Уроженка какой страны?! Он должен успеть до возвращения Вайсмана выяснить все это, чтобы встретиться с ним во всеоружии…
В половине десятого он вошел в лабораторию. Раздвинул занавес, открыл ящичек в углу экрана, повернул ручку аппарата. Раздался звонок, и после нескольких томительных минут ожидания, когда сердце Камарели то начинало гулко биться, то совершенно замирало, прозвучал ответ. В тот же миг на экране возникло изображение.
Женщина стояла в углу, протянув руку к аппарату. Она улыбнулась Камарели, взмахнув руками, как крыльями. Взгляд ее странно сверкающих глаз приковал его к месту. И в этот миг Камарели с необычайной ясностью осознал, что ночное видение и вся его вчерашняя борьба с самим собой были не просто какой-то малозначительной случайностью, но что отныне его судьба навеки переплетена с судьбой этой женщины.
Он опустился на стул, не в силах оторвать от нее восторженного взгляда.
Женщина на экране удобно расположилась в кресле.
Безмолвно, неподвижно сидели они друг против друга, и только глаза их говорили на своем, понятном во всей Вселенной, языке.
Казалось, прошла вечность. Женщина поднялась, поднесла руки к глазам, а затем простерла их к Камарели. Улыбнулась. Камарели тоже, почти машинально, протянул к ней руки и кивнул головой; странный жест ее он понял, как знак нерушимой любви. Он встал, отошел назад, указал на противоположную экрану стену лаборатории и сделал руками движение, словно раздвигает ее.
Женщина поняла и тотчас исполнила его просьбу.
Показался залитый солнцем пурпурный сад.
Камарели попытался жестами выяснить: восход это или закат.
И она ответила: солнце садится.
Камарели не мог поверить: солнце садится сейчас только на Тихом океане, но на том меридиане нет ни одного островка!
Женщина сделала шаг вперед и принялась что-то объяснять. Он догадался, о чем идет речь: она куда-то уходит, и в течение двух, трех, пяти дней он не увидит ее. Но потом она, кажется, обещает что-то радостное: приложила руки к ушам и зашевелила губами. Видимо, что-то сказала ему… А может быть, она уже догадалась, где он находится, и просто собирается прийти к нему? За пять дней она преодолеет неведомый путь и далекое видение воплотится в живое существо.
Пока он раздумывал, женщина сделала ему прощальный знак, и экран погас.
До приезда Вайсмана Камарели провел пять длинных, томительных дней. Каждое утро он приходил в лабораторию, раздвигал черный бархатный занавес, звонил, ждал часами — но ответа не было. Это убедило его в том, что он верно понял знак женщины. Он лишь опасался, как бы она не приехала вместе с Вайсманом.
Десятого сентября из Ростова вернулся инженер Густав Вайсман.
Вопросы, которые Камарели обдумал тысячу раз и собирался задать иностранцу, почему-то не шли с языка. Весь день он так и не решился заговорить об экране. Неизвестно, как воспримет Вайсман его вопросы, кто знает, какие отношения связывают его с той женщиной? Быть может, что-то вынуждает его скрывать от всего мира любимую, и бесцеремонное вмешательство в его тайну повлечет за собой страшные для Камарели последствия: иностранец просто снимет экран и перенесет его в другое, никому не известное место. Тогда Камарели лишится и последнего утешения — хоть издали видеть любимое лицо! С другой стороны, пять дней, о которых, по-видимому, говорила женщина, на исходе, и, значит, каждую минуту можно ждать разгадки тайны.
Вайсман всю ночь проработал в лаборатории.
Утром за завтраком он как бы невзначай спросил утомленного бессонной ночью и тревожными думами Камарели.
— Вы видели мой экран?
Выстрелом прозвучали эти слова для Камарели.
Он побледнел и лишь огромным усилием воли овладел собой, улыбнулся и произнес:
— Да, правда, я совершенно случайно обнаружил его, когда…
— Я приношу извинения, — прервал его Вайсман, — что не сообщил о своем новом изобретении. Но опыты еще не завершены, а мне хотелось сделать вам сюрприз. Знайте, — с улыбкой продолжал он, — что и это изобретение — очередное подтверждение вашей смелой гипотезы о сверхдальнем распространении электромагнитных волн.
